втягивают в свои проблемы ни в чем не повинных людей. Барышня бросила деньги на сиденье и
выскочила из машины, даже не закрыв за собой дверь.
Кристина знала, что делает – реконструкция вокзала затянулась, и здесь, в стороне от главного
здания, люди привыкли проходить через отсутствующую секцию забора. Так можно было выйти
прямо к путям.
У забора она оглянулась.
Черный Гелендваген распахнул двери, с водительской стороны выбрался скандинав, из салона –
еще двое братков из тех, кого она видела у подъезда.
Угрожавший ей блондин увидел, что она смотрит, и приветственно поднял руку.
Кристина побежала, расталкивая людей – вокзал полон жизни в любое время суток, в том числе и
ночью.
Рюкзак, подпрыгивая, бил по спине, люди возмущались и матерились, и через некоторое время –
снова вскрикивали, но уже сдерживая праведное негодование – в отличие от девушки, трое
преследовавших ее мужиков, не стеснявшихся освобождать себе дорогу, могли и ответить.
Девушка выбежала к путям. Первый был пуст… со следующего только-только тронулся состав.
Она обернулась и увидела, как развевается плащ за спиной скандинава, вместе с подручными
выбравшегося из толпы. Они были уже так близко, что Кристина видела улыбку блондина и
безумный огонек в разных глазах.
Она спрыгнула на путь. Не удержалась на ногах, упала на четвереньки, поспешно поднялась. Люди
взволнованно перешептывались, а скандинав заложил пальцы в рот и свистнул.
Кристина, обдирая колени, подтянулась и выбралась на платформу второго пути, позади
последнего вагона тронувшегося с места поезда. За спиной на рельсы спрыгнули трое.
Она побежала, и ветер хлестал по щекам. Капюшон свалился с головы.
Ожег кнутом глумливый крик:
- Ату ее, парни! Ату!
Кристина всхлипнула, протянула руку, пытаясь схватиться за уже поднятую лестницу у входа в
вагон, где застыл ошалевший проводник. Но не дотянулась. В это время невысокий пожилой
служащий что-то для себя решил, и сомкнул пальцы на ее запястье. Ее занесло на бегу, Кристина
ударилась о вагон, и с помощью проводника забралась-таки внутрь.
Тот что-то сердито и взволнованно говорил, а она смотрела наружу – туда, где на убегающей
вдаль платформе стояли преследователи. Ветер развевал полы плаща и ерошил короткие белые
волосы.
Проводник осекся, когда безбилетница обернулась к нему – порез на щеке уже схватился коркой, кожа вокруг покраснела и припухла. Она плакала.
Отец трех взрослых дочерей вздохнул, взял девушку под руку и повел в свое купе:
- Ну все, мелкая, не плачь. Доедем до станции, вызовем полицию….
Полиция Кристине была не нужна – она только теперь вспомнила, чем объясняла исчезновение
учителя, вернее, явную ответственность за это Гавела и Гая – их связями в органах.
Поэтому на следующее утро на станции она дождалась, пока проводник увлечется скандалом с
новыми пассажирами, требующими выделить им другие места, и сошла с поезда, оставив в его
купе деньги за проявленное участие.
Девушка купила билет до нужного ей города – спасший ее поезд шел совсем в другую сторону, и
села в зале ожидания, поминутно вздрагивая и оборачиваясь. Каждую минуту она ждала увидеть
идущего к ней скандинава в развевающемся плаще.
Успокоилась Кристина только в поезде. Заперлась в купе, в котором ехала одна, и проспала почти
сутки. А потом бездумно смотрела в окно, ожидая своей станции.
Городок был солнечным и сонным. То, что его оставляют люди, уже ощущалось. Прохожих на
улицах немного, и в основном старики. Кристина мучительно размышляла, как выдержать долгую
беседу с наверняка скучающей престарелой соседкой Динары, но тут ей повезло: бабушке
привезли внуков, и Анне было не до прячущейся в капюшон городской девчонки.
В доме пахло пылью. Соседка иногда захаживала сюда, добровольно помогая жилью совсем не
зарасти грязью, но с приездом родных сорванцов времени у нее на это не выдавалось. Кристина
осмотрелась: три комнаты, но одна по размерам скорее кладовка, набитая старыми вещами и
ветхой мебелью. В гостиной продавленный диван с выцветшей обивкой, обшарпанный стол со
стульями, шкафы с поросшей пылью посудой за стеклом. В спальне помещались только слегка
покосившийся шкаф с облупленным лаком и большая кровать. На стенах белели квадраты от
снятых фотографий и картин.
Позже выяснилось, что в подполе живут мыши, а в запущенном саду – настоящая сова. Окно на
кухне рассохлось и пропускало сквозняки. Утром, когда всходило солнце, потолок спальни
расчерчивался причудливой тенью ветвей выросшего у самого дома деревца.
Два дня Кристина питалась найденным ею стратегическим запасом, сушеными яблоками –
размачивала их водой, благо канализация и водопровод здесь были. На третий день пришлось
признать, что так она долго не протянет. Порезы и укус болели, зато багровая синева на горле
начала бледнеть и отдавать в коричнево-красный. Еще несколько дней и пожелтеет, а там сойдет, и можно будет убедить себя, что померещилось, не было ничего.
Жаль только с разрезанной щекой, грудью и прокушенным плечом это не пройдет.
Ажиотажа ее появление на рынке не вызвало, сюда все же часто приезжали погостить