Гаю нравилась кровь, он размазывал ее пальцами, слизывал с кожи Кристины, посмеиваясь, его
глаза фосфоресцировали, зрачки сузились в точки. На золотистом загорелом теле кровь
смотрелась тёмной. Каждое касание Гая обжигало, температура тела шамана была явно выше
человеческой, а ласки – изощренными и злыми.
Сознание Кристины мутилось, дикая смесь боли и телесного удовольствия сводила с ума, комната
кружилась, символы на стенах менялись местами, и только близнецы в этой круговерти были
неизменны… и неизбежны.
Когда Гавел закончил вырезать символ на ее лобке, кровь с которого заливала руку его брата, повернул ее набок, спиной к себе, лицом к Гаю. Распущенные волосы шамана уже тоже были в ее
крови, прядь прилипла к груди.
Кристина почувствовала, как останавливается сердце и темнеет в глазах, но на горле сжалась рука
– те же пальцы, что душили ее, когда она рисовала портреты.
- Не вздумай даже, - ласково сказал Гавел, лег сзади, и сердце пошло, неровно колотясь о грудную
клетку.
Гавел был ледяным. Когда он придвинулся к ней, вплотную к раскрытым ранам, это было подобно
взрыву. Находиться между ними, раскаленным и ледяным… Кристина провалилась на изнанку
реальности, теряя сознание ежеминутно, но близнецы не отпускали. Вращались символы,
вспыхивала боль, откуда-то издалека слышались барабаны и пение…
Чертов гений… придумать демонов, нарисовать их и выпустить в мир, чтобы они пришли ее убить.
Снизу живота поднялась раскаленная волна, вихрем пронеслась по позвоночнику и ударила в
голову. Кристина закричала, выгибаясь, и мир погас.
Сначала пришла боль. Она не знала раньше, что у боли столько оттенков. Боль терзала тело
ядовитыми когтями и грызла жадной пастью. Потом пришел холод с одной стороны, словно от
открытого зимой окна. И жар с другой – в продуваемом доме развели костер.
Кристина открыла глаза и встретилась с любопытным взглядом Гая. Он лежал, подперев голову
ладонью, и смотрел со странным одобрением. В глазах Гавела, лежащего с другой стороны, была
насмешка.
- Ну вот, - сказал ему брат через голову Кристины, - очнулась.
- Да, - кивнул тот. – Но обряд без завершения – нехорошо. Не в моем стиле.
- Как знаешь, - Гай повел плечом, - но за убийство инициированного проводника с нас спросят.
- Ну и что? – Гавел скривил тонкие губы в презрительной гримасе.
- Так-то ничего, конечно, но тебе сильно хочется снова годами слушать это нытье?
Гавел нахмурился, смерил ее взглядом, и, приняв решение, встал с кровати.
- Ладно… убью кого-нибудь на замену.
Обернулся через плечо и коротко бросил:
- Повезло.
Гай тоже встал.
Близнецы одевались, а Кристина лежала на окровавленных простынях и боялась верить.
Гавел, элегантный, подтянутый, подошел к кровати и молча смотрел на нее. Потом покачал
головой и мягко сказал:
- Не в моих правилах отпускать жертв. За это, - он вытянул руку и провел по ее щеке ножом, не
разрезая, а лишь царапая кожу, - умрут многие. Знай. Я отпускаю тебя, но не освобождаю. Ты, проводник, выпустила нас в мир по своей прихоти. И во всем, что будет происходить – твоя
ответственность и твоя вина.
Он усмехнулся, помолчал, глядя словно через прицел, и продолжил:
- Когда устанешь себя казнить, устанешь от такой жизни, позови. Я услышу. И помогу тебе обрести
покой.
- А чтобы ты не забыла, - он положил свой нож у ее головы. – Это тебе на память.
- Ты совсем неромантичен, - с упреком сказал брату Гай. – Дарить девушке нужно то, что она
сможет всегда носить при себе. Что-то символичное, понимаешь…
Он подумал, просиял светлой улыбкой, присел у кровати на корточки. Достал из кармана кожаное
портмоне, но в нем были не деньги, а несколько отделов с короткими лезвиями разных изгибов.
Кристина закусила губы, вновь вернулся страх. Когда Гай сделал два поперечных разреза на ее
плече, она вскрикнула и забилась, но Гавел вновь схватил за горло, прижимая к постели. Его брат
вставил в верхний разрез серповидное лезвие, повел вниз, дернул, отделяя кожу от плоти.
Кристина закричала, и продолжала хрипло выть, пока он продевал в разрез перо со своей косы.
Когда закончил, и рука Гавела отпустила горло, Кристина уже не чувствовала боли – сознание
помутилось. Она еще слышала голоса:
- Отвяжи ее.
- Зачем?
- Люди слабы. Сдохнет здесь же, а скажут, мы уморили.
Когда Кристина пришла в себя, рядом уже никого не было. Веревки, приматывающие ее руки к
кровати, братья перерезали, а с ноги оплетку пришлось срезать ножом Гавела, темным от ее
крови. Лодыжка распухла и потеряла чувствительность. Простыни присохли к изрезанному телу, она отдирала их с тихим воем – сорванное горло просто не было способно на что-то большее.
Потом пришла очередь плеча, горевшего огнем. Кристина закусила губы и потянула перо из-под
кожи. Перед глазами разорвались фейерверки, руку прошило болью так, что перехватило
дыхание. Девушка отбросила перо и упала назад на кровать, завыла, стискивая скомканные, заскорузлые от крови простыни.
Сутки она просидела дома. Плакала, и тут же застывала в страхе, ожидая услышать шаги. И
плакала снова.