Clouds of Glory

Грант, конечно, знал Ли - все офицеры Старой армии знали друг друга - и служил рядом с ним в Мексике. Он понимал, что Ли был мастером маневра - в конце концов, это была идея Ли обойти Хукера справа при Чанселорсвилле, хотя Джексон ее осуществил, - и именно поэтому Грант был полон решимости не позволить ему маневрировать. Грант не был заинтересован в Ричмонде, за исключением того, что, как он полагал, Ли будет обязан защищать его столько, сколько сможет; он также не был заинтересован в большом сражении, которое решит исход войны. Целью Гранта была не столица Конфедерации, а армия Ли, и он думал о трехсторонней атаке, которая бы безжалостно измотала армию Северной Вирджинии. У Гранта было больше людей, больше оружия, больше припасов; он был уверен, что сможет восполнить свои потери быстрее, чем Ли, и что если он будет постоянно продвигаться вперед, день за днем, не ослабляя натиска, потери Ли в конце концов станут непосильными - это простой вопрос математики. Кроме того, марш Шермана через Джорджию к морю неизбежно отрезал бы Ли от поставок из великого южного сельскохозяйственного центра, так что армия Северной Вирджинии в конечном счете была бы сокращена, окружена и уморена голодом. Это был лишь вопрос времени, а Грант не торопился. Он неумолимо изматывал Ли, хотя, возможно, и не успел бы к выборам 1864 года, как надеялся Линкольн. Время, давление и численность были секретным оружием Гранта - он сражался с Ли каждый день, побеждая или проигрывая; он продолжал сражаться до тех пор, пока армия Северной Вирджинии не перестала бы сражаться.

Даже в его время люди обвиняли Гранта в том, что он "мясник". На самом деле его потери не сильно отличались от потерь Ли, но он не был заинтересован в славе, твердо понимал страшную логику войны и был мрачно уверен в своей способности овладеть ею - чем хуже была война, тем быстрее она была выиграна. Хотя Грант произнес бы это скорее с грустью, чем с триумфом, Carthago est delenda могла бы стать его девизом.

Спустя три с лишним года Линкольн наконец-то нашел подходящего человека для этой работы.

"Зима недовольства"

"Благословен Господь, сила моя, Который научил руки мои воевать и пальцы мои сражаться". Фримен цитирует эту фразу с самой изношенной и хорошо исписанной страницы в экземпляре Книги общей молитвы Ли, которую Ли пометил "маленькой полоской бумаги". Это место из 144-го псалма, и оно, несомненно, указывает на то, как часто Ли читал и повторял этот псалом в своих молитвах, а также на его глубокую веру в боевой дух своих солдат и в действия Господа, какими бы сложными для понимания они ни были. Можно представить, что эта песня, должно быть, утешала его в течение долгой и трудной зимы. Его войска были практически обездвижены из-за отсутствия обуви или средств для ее ремонта, у многих не было одеял - на Юге не было ни одного производителя одеял, - да и с пайком дела обстояли не лучше. Войска Ли провели зиму на ежедневном рационе из четырех унций бекона или соленой свинины и одной пинты кукурузной муки. Сам Ли настаивал на том, чтобы разделить их участь: его полуденным обедом обычно была капуста, сваренная в соленой воде. Как справедливо отмечает генерал Фуллер, "Ли не только отказывался использовать свои полномочия для получения припасов, но инстинктивно испытывал ужас перед всем этим вопросом... Торговля была противна его аристократической натуре; кроме того, принуждение людей расстаться со своими запасами продовольствия было для него отвратительно, он смотрел на них как на героическую расу, почти как на избранный Богом народ, к которому нужно взывать только через сердце". Он снова и снова обращался к президенту Дэвису, но тот отмахнулся от того, что могло бы сработать - от грома, гнева, угрозы пойти на Ричмонд и захватить хранившиеся там припасы, - и в результате его армия пострадала, хотя и он сам пострадал вместе с ней.

В результате зимой 1863-1864 годов Ли не смог сделать многого, кроме как удерживать Мида к северу от реки Рапидан. К счастью для Ли, Мид не проявлял особого желания двигаться. Для Ли было характерно, что Рождество 1863 года он решил провести со своей армией в палатке, тогда как мог бы провести его в Ричмонде со своей семьей. На следующий день после Рождества он узнал, что его убитая горем, больная невестка Шарлотта умерла. "Богу было угодно, - писал он Мэри, - забрать у нас одну очень дорогую для нас особу, и мы должны покориться Его святой воле. Она, я верю, будет вечно наслаждаться миром и счастьем, а мы должны терпеливо бороться с бедами, которые могут нас ожидать. Как славно думать, что она присоединилась к своим маленьким херувимчикам и нашему ангелу Энни на небесах". Покорность Ли Божьей воле была главным источником его силы и власти над своими людьми, хотя, возможно, и не утешала Мэри Ли, которая теперь жила в тесном съемном доме в Ричмонде и сталкивалась, наряду со всеми другими семейными невзгодами, с тем, что федеральное правительство наконец-то конфисковало ее любимый Арлингтон. *.