Чужой выбор

Старик, несомненно, заметил мрачное лицо Виржила и решил отвлечь его от грустных мыслей. Оба тепло оделись, не забыв о перчатках, шапках и шарфах, чтобы противостоять снежным вихрям, поднятым ветром. Дровяной сарай находился на задах шале, под широким навесом, но в этой белой круговерти они с трудом до него добрались.

– Нужно было хранить дрова в другом месте! – прокричал Кристоф.

Пробравшись между штабелями деревянных кругляков, они достали пару огромных корзин и начали складывать в них разнокалиберные поленья. Спустя несколько минут Кристоф заметил:

– Что-то ты сегодня больно мрачный.

– Я решил расстаться с Филиппиной, и это довольно тяжело.

– Вот так новость!

– Люк расскажет тебе, что и как. Мне не очень хочется это обсуждать.

– Понятно.

Складывая поленья в свою корзину, Виржил добавил:

– Она потрясающая женщина – умная, выдержанная, очень красивая… Но я только теперь понял, что наши отношения были поверхностными. И меня это вполне устраивало – таким образом я мог всецело посвящать себя своей профессии, а остальное меня не волновало. Филиппина была рядом, у меня под боком, не нужно было искать другую – все удобно и приятно. Ты только вдумайся: приятно! Какое пошлое представление о любви! Я загубил свою сердечную жизнь по неразумению, по слепоте и трусости, я был просто ничтожеством!

Для человека, который не собирался обсуждать свои чувства, Виржил был чересчур многословен.

– Слишком легко тебе жилось, вот в чем дело, – заметил Кристоф.

– Легко – мне?!

– Ну да! Помню, как это злило Люка. Он говорил, что тебе стоит лишь мигнуть, и все девушки будут у твоих ног. А ты даже не давал себе труда ухаживать за ними, удерживать при себе. Никакой великой любви – ты и без нее преспокойно жил себе, поживал. А вот у Люка случались неудачи на любовном фронте, какие часто бывают у молодых парней – ты небось помнишь это, – и он вполне созрел для великой любви, когда встретил Клеманс. Жаль, что тебе такая не встретилась. А теперь признайся: с чего это ты вдруг прозрел? Что с тобой стряслось?

Виржил не ответил. Он доверху наполнил дровами свою корзину, взялся за ручки, но тут же поставил ее. Они находились в глубине сарая, где их не доставал ни снегопад, ни упорно задувавший ветер.

– Странный какой-то период у нас начался, – бросил он наконец.

– Верно, и, представь себе, мы с Вероникой очень это переживаем. А ведь еще недавно жили – не тужили. Знали, что вы тут, все вместе, счастливы, и это нас радовало. И каждый раз, погостив у вас, уезжали отсюда в полном восторге. Какую гармоничную, приятную жизнь вы вели в этом заповедном месте! И вдруг, в один прекрасный день, бац – и все рухнуло… Конечно, хоть и знаешь, что нет ничего вечного на свете, а все равно грустно.

С этими словами Кристоф решительно поднял тяжеленную корзину и вышел из-под навеса. Виржил последовал за ним, слегка утешенный беседой с этим человеком, которого так ценил за его прямоту и здравомыслие. Даже Люк не стал бы говорить с ним настолько откровенно, из боязни обидеть. Они вернулись в шале, стараясь шагать по тем следам, что проложили из шале к сараю, хотя их уже начало заносить снегом.

К середине ночи буря улеглась, да и ветер внезапно ослабел. Так что в понедельник утром, на рассвете, окружающий пейзаж выглядел застывшим под толстым слоем льдистого снега. Филиппина решила ехать в Париж не откладывая, и Виржилу пришлось всю дорогу тащиться на машине с черепашьей скоростью, следом за снегоуборщиком, возвращавшимся вниз, в Гап. Когда он высадил Филиппину у вокзала, она бросила ему всего несколько слов ледяным тоном:

– Позвони, когда примешь решение!

Он вынул из багажника ее сумку, протянул ей.

– Ты сможешь нести ее одной рукой? Если хочешь, я тебя провожу…

– Нет, как-нибудь справлюсь.

– Обязательно ходи на массаж, чтобы разработать руку.

– Надеюсь, мы еще увидимся?

Виржил поколебался, в поисках подходящего ответа, не нашел такого и ограничился стандартной формулой:

– Ну, счастливо доехать, береги себя.

Он знал, что, если позволит себе хоть один ласковый жест, она тут же воспользуется этим, чтобы оттолкнуть его или, наоборот, удержать, и тогда ему грозит новая бурная сцена. Несколько секунд Филиппина молча смотрела ему в глаза, затем повернулась и, гордо вскинув голову, пошла к вагону. А Виржил смотрел ей вслед, невольно думая: до чего же она все-таки красивая! Как и всякий раз, когда она уезжала в Париж, на ней была элегантная одежда для более мягкого климата, чем горный; в ней она выглядела очень эффектно. Виржил представил себе, как Филиппина, сойдя с поезда, приедет в студию на бульваре Сен-Жермен, позвонит друзьям и научному руководителю, составит целую программу пребывания в городе. Она была не из тех, кто станет оплакивать судьбу и терзаться горькими мыслями, даже если их расставание и сделало ее несчастной. Несчастной, а главное, взбешенной, однако гордость, конечно, не позволит ей впасть в отчаяние.