— Благодарю вас за вашу речь на похоронах. Она помогла мне. Никогда не думала, что так могу быть тронута словами. Я всегда считала, что слова бессмысленны и бесполезны. Видно, я ошибалась. Мне очень хотелось выразить вам свою признательность.
Диллон упорно не отрывал глаз от тарелки и с впечатляющей решительностью орудовал вилкой. Но Рипли не уходила, и ему пришлось-таки поднять голову.
— Вам не следует находиться здесь. Я не хочу сказать, на Фиорине… в этом смысле у вас особого выбора нет. Но в этом зале. С нами. Вы должны были оставаться в лазарете. Подальше от нас.
Рипли, надкусив, задумчиво пожевала ломоть хлеба. Для продукта, приготовленного из обезвоженных концентратов, он был вполне съедобен.
— Я проголодалась.
— Клеменз принес бы вам поесть.
— Мне стало скучно.
В отчаянии Диллон бросил вилку и снова поднял голову.
— Не могу понять, почему вы так себя ведете. Есть вещи похуже скуки. Не знаю, зачем вы обратились ко мне. Лейтенант, вы меня совершенно не знаете. Я убийца и насильник. Я насиловал женщин.
— В самом деле? — Рипли удивленно подняла тоненькие, почти совсем выщипанные брови. — В таком случае мое присутствие должно вас особенно волновать.
Вилка Боггза замерла на полпути, Рейнз нахмурился, и лишь Голик, как ни в чем не бывало, продолжал спокойно жевать, не обращая ни малейшего внимания на разыгрывающийся спектакль. Диллон с минуту колебался, потом его хмурое лицо постепенно расплылось в улыбке. Он кивнул, и Рипли села на единственный пустовавший стул.
— Вы веруете, сестра? — спросил он.
— Во что? — вопросом на вопрос ответила Рипли, вонзая зубы в ломоть хлеба.
— Хоть во что-то.
— Скорее нет, чем да, — не задумываясь, ответила Рипли.
Диллон широким жестом обвел зал и всех присутствующих.
— А наша вера очень крепка. Больше у нас почти ничего и нет, это так, но вера есть. Она не требует ни пищи, ни места, ее не могут отнять у нас ни Компания, ни правительство, ибо каждый хранит свою веру в себе. В таком месте, как наша планета; вера не просто полезна, она чертовски необходима. Без веры человек отчаивается, и в отчаянии теряет душу. Правительство может отнять у нас свободу, но не душу.
Будь наша колония на Земле, все могло бы быть по-другому. Но это не Земля и даже не Солнечная система. Отсюда люди — и заключенные и их тюремщики — смотрят на жизнь иначе. Все мы не просто лишены свободы, а трижды мертвы. И только вера хранит нас. Ее у нас много, лейтенант. Хватит и на вас.
— Мне казалось, ваша вера запретна для женщин.
— Почему? Потому что здесь одни мужчины? Но такова уж особенность населения планеты, а не нашего мировоззрения. Если бы сюда присылали женщин, мы были бы рады их принять. В тюрьму сажают, не разбирая пола, но на Фиорину женщин не ссылают. А мы относимся терпимо ко всем. Неразумно отвергать того, кто уже отвергнут всем миром, хотя бы потому, что оказался здесь. Мы терпим даже то, что терпеть невозможно, — закончил Диллон, и его улыбка стала еще шире.
— Благодарю вас, — сухо ответила Рипли.
Диллон обратил внимание на ее тон.
— Вы меня неправильно поняли. Я объяснил вам все в самых общих чертах и совсем не имел в виду вас лично. Если необходимо набраться терпения и ждать, здесь идеальное место. И до сегодняшнего дня не было никаких соблазнов.
Рипли откинулась на спинку стула.
— Мне кажется, если вы в состоянии прожить здесь больше года и при этом не сойти с ума, то можете вынести любого.
Диллон снова с удовольствием принялся за свой обед.
— Так вот, я говорю, что Фиорина — хорошее место, если уж тебе приходится ждать конца срока, — повторил он. — Здесь не бывает никаких сюрпризов. Больше свободы передвижения, чем в любой колонии на любой обитаемой планете. Эндрюз не беспокоится, что мы уйдем слишком далеко от комплекса, потому что здесь некуда идти. На поверхности Фиорины прожить трудновато. Там на найдешь почти ничего съестного, климат ужасный и, понятно, планета совершенно безлюдна. У всех нас большие сроки, есть и пожизненные. Все знают друг друга, всем известно, что представляет собой каждый, у кого какие слабости и недостатки и кому нужна помощь, чтобы их преодолеть. — Диллон проглотил очередную порцию и продолжал: — Есть колонии и похуже. Я там не бывал, но слышал. В общем, Фиорина меня вполне устраивает. Самое главное, здесь нет соблазнов.
Рипли искоса взглянула на Диллона.
— Чего же именно вы ждете?
Казалось, ответ был готов заранее. Совершенно серьезно Диллон ответил:
— Мы ждем, когда Господь снизойдет и отпустит грехи рабов своих.
Рипли насупила брови:
— Боюсь, вам придется ждать долго.
5
Некоторое время спустя Клеменз показал Рипли конференц-зал, обращая внимание на те несуразности, которые, по его мнению, могли ее заинтересовать. В огромном зале кроме них и заключенного Мартина, который не спеша подметал
пол, не было никого. Клеменз и Рипли сели.
— Что вы знаете об истории этого комплекса?
— Только то, что рассказали мне вы и Эндрюз. Кое-что я слышала от заключенных.