Чужестранец

После слов колдуна поднялся недовольный ропот, особенно негодовали полешуки, считая, что колдун-хиитола забрал на сходе верх.

– Уймитесь! – стукнул своим посохом, на вершине которого был искусно вырезан орел, кудесник. – Не на торгу! Калеви Илмавич по совести рек, да и по правде то ж! Коли по-старому желаете, так и держите себя по-старому. А так…– Голос его сорвался. – А так неча! Говори, Кулан, Коннахтов сын, как мыслишь, а не как заведено, – довершил он твердо свою речь и сел на лавку.

– Так вот, – опять взял слово староста. – Пришел ко мне Ристо, сын Унтамо, и большак их, Хейки, сын Арво. С тем пришли, чтобы сход рассудил и порешил, обязан ли чем Антеро пред Хилкой, и, коли обязан, то чем возместить. А коли обязан, да еще колдовством нечистым воспользовался, то какую кару за то он понести должен.

– Что против Антеро Ристо сказывал? – задал вопрос кудесник – имя его так пока никто и не назвал, а Мирко не лишне было бы это узнать.

– Сказывал, что обещался Антеро Суолайнен, сын Йорма, на падщери его, Хилке, жениться. А в свидетельство тому приводит, что с весны прошлой не иначе как с Хилкой много времени он проводил, и на гуляньях, и наедине, и все это видели, и накануне, как уйти, дал клятву ей, что в жены возьмет. А еще говорил, что Хилка призналась, будто носит дитя от Антеро под сердцем. А после той беседы, наутро, посягнула она учинить над собою грех – в колодце утопиться. И еще говорил, что после того случая не в себе она, и потому на сходе ответствовать не должна, а только через него или мать, Неждану, дочь Стемида. И еще говорил, дабы не класть рознь между родами и миром дело решить, послали Саволяйнены с родичами своими, Виипуненами, Ахти вдогон. Чтобы заворотил Ахти своего друга миром или же свидетельство принес, что действовал Антеро, как колдун нечистый, дабы девицу совлечь. И коли так вышло, надо немедля его изловить и по правде судить. И еще говорил, что подтвердит и присягу принесет, что и вправду Антеро колдовством черным занимался, и еще людей позовет, которые за то поручатся. Так ли, Ристо, сын Унтамо? – закончил Кулан. От долгой и трудной речи на лбу у него выступил пот. Но говорить староста был искусен, и даже, бабка Горислава, кудесник и колдун слушали с почтением.

– Так, – раздалось в повисшей тишине.

– Тогда у тебя спросить хочу, Мудр Любавич, – обратился Кулан к кудеснику, – и тебя, Калеви, сын Илма, кого слушать первого станем?

– Ахти пусть говорит. А после гость, Мирко Вилкович, – отозвался старик.

– Ахти, сын Йорма, – произнес колдун. – За ним Мирко Вилкович из Мякищей. А после того Хилка, падщерь Ристо Саволяйнена. Не верю я, будто разум у ней замутнен. А чтоб спору не было, сход ее и послушает. Никогда Ристо лекарем не был, да и Хейки Саволяйнен тоже, чтобы судить, здрав человек или нет. Зачем на слово верить стану? Горислава Путятична про то поболее ведает. Так ли, Мудр Любавич?

– Согласен, – приговорил кудесник. Опять поднялся ропот.

– Да где же такое видано, чтобы слову родительскому не верить! Да разве в уме-то здравом в колодец бросаются?! – вступилась за Хилку мать. – Не дам!

– Разве по правде это, Кулан? – выкрикнул грозно Хейки Саволяйнен.

– По правде, – ответил Кулан, перекрывая шум. – А тебе, Хейки, туда заглядывать почаще надобно. Коли хотите, как прежде, то сами должны правду как свой дом знать, а я при том находиться. Ну а коли в доме своем жить не умеете, ждите, как те решат, кто знает!

– Ты, Неждана, не блажи! – утихомирила мать Хилки Горислава. – Я поболее тебя на свете живу, не то еще бывало. А дочь твоя здорова, я это и отселе вижу, бледна только не в меру. Иди-ка сюда, внучка, – обратилась большуха к девушке.

И Хилка, не проронившая до этого ни словечка, будто птица из клетки, подлетела к старухе, да так резво, что отчим, хотевший ее удержать, поймал пустоту.

– Куда? – только и сумел вымолвить он.

– Стой, негодная! – поднялась с лавки Неждана, да поздно было. – Не смей супротив родителей! Ишь, к колдунье этой старой…

– А хоть и к колдунье, а все тебя поласковей, – не спустила бабка.

– Ты, Неждана, словами-то не бросайся, – остановил ее Кулан. – Колдун здесь один – Калеви, сын Илмо. А понеже ты Гориславу Путятичну в прокудстве винишь, то мы и это по правде судить вправе. Каково? Будем рядиться? А коли не будем, то сядь. Ничего худого на сходе с твоей дочкой не учинят. Что до здравия ее, то своим чередом решим и постановим. Или не слышала? – Кулан перевел дух и утер пот. – А ты, Хейки, за родичами своими приглядывай. На сходе не голосить должно, но чинно говорить и уважительно. Что до тебя, Хилка, – обратился он прямо к девушке, – то свое решение как староста принимаю: покуда сход не определил, в здравии ты, нет ли, будешь считаться, как в здравии. А потому садись там, где пожелаешь. Здесь тебя никто ни пальцем, ни словом не заденет.

– Все, теперь Ахти слушать станем. Выходи Ахти, сын Юкки, да поведай нам, что с тобой случилось и что ты в лесу видел. Говори, не страшись.