Чужестранец

«Эх ты, поди ж ты! – закипел внутри Мирко. – Не могла сокрыться! Что скажешь теперь? Нешто и впрямь Антеро там показался?» Но долго сердиться на Хилку он не смог: именно сейчас она была схожа с Риитой, как сестра-близняшка, и даже более. И ему стало казаться, что это все же Риита, что кругом какой-то непонятный обман, что пелена какая-то стоит у него перед глазами и не хватает только, чтобы невидимая рука смахнула это наваждение. Он уж готов был разнять губы, чтобы позвать ее, как давеча, но тут голос колдуна вернул его из прошедшей ночи в сборную избу:

– А ну, сказывай, девица, что там видно? Да не вздумай обманывать, а не то…

Он поднялся, и в полумраке, окутавшем избу – солнце снаружи почти вовсе зашло, – казалось, что и без того высокий старик стал еще выше. Словно не колдун Калеви это, а сам Старик, главный бог хиитола, смотрит горящими очами. Да и кто знал, может, и вправду сошел на землю могучий бог, вселившись в тело колдуна?

От испуга и неожиданности Хилка выронила бусину, и та покатилась по полу прямиком к ногам так и стоявшего посреди избы Мирко. Хорошо, что пол в избе был сработан на совесть, без единой мелкой щелочки. Мирко не успел подумать ничего, как бусина была у него в руках и руки сами поспешно засунули ее обратно в карман.

Произошло все это во мгновение ока, никто и спохватиться не успел, один кудесник заметил все.

– Вот и суд божий свершился! – Мудр Любавич ударил оземь посохом, и даже колдун не стал ему перечить. – Кому бусиной этой владеть, она сама выбирает. И нечего играться с ней, как детям малым. Еще не доставало, чтобы из-за нее передрались, как псы из-за кости!

– Я и говорю – колдовство черное! – не унималась Неждана, хотя муж держал ее за руку, чтобы с места не сорвалась, скандала не учинила на сходе. – А ты, староста, сему потворствуешь! И вы, кудесники, туда же! Не бывать по-вашему! Один проклятый уже в болоте своем утоп, и вас всех…

– Замолчи! Одного греха нам мало?! – Это Ристо Саволяйнен, лицо коего уже переменило за вечер все оттенки бледности, рванул жену за руку к себе и зажал ей ладонью рот. – Не обессудьте, люди добрые, простите! Не могу я вам ныне всего сказать, – с трудом проговорил он срывающимся голосом: здорового, крепкого мужика будто лихорадка-трясовица одолела – дрожал, как заячий хвост. – Вы сход ведите, все, как есть, узнайте, а я от слов своих отказываюсь! Ничего я не знаю! А что знаю, про то одному Калеви расскажу, и тебе, Кулан! Отпустите меня сейчас, не то Неждана на всю общину худа накличет!

С этими словами он, как сноп, подхватил на руки Неждану, всхлипывавшую судорожно и уже переставшую сопротивляться его хватке, и бросился вон из избы, только дверь хлопнула.

Повисла неловкая, гулкая после крика и обличений тишина. И тут охватившее было всех ослепление отступило. И первой, как ни странно, опомнилась Хилка.

– Дядюшка Кулан! Мудр Любавич! Дедушка Калеви, сядьте, сделайте милость. И ты, Мирко Вилкович, тоже сядь! – Старики и Мирко послушались, только Кулан Мабидун, точно бык, упрямо продолжал стоять – обязанность старосты не позволяла ему допустить, чтобы слово на сходе без спросу взяла девушка юных лет.

– Дядюшка Кулан! – снова попросила Хилка. – Ты же сам говорил, что как Мирко речь кончит, меня спрашивать станете. Так дозволь, я сама скажу сначала?

– Говори, Хилка, – разрешил Кулан и лишь после этого уселся на лавку.

– Вот что я сказать хочу. Перво-наперво, это про Антеро: нет, не зарекался он мужем мне быть, и я ему слова своего не давала. Вернуться, меня с собой забрать – это было, а о свадьбе никакого уговора не было, а уж тем паче с родительницей моей или отчимом. Правда это. Второе то, что нет у меня дитя от Антеро. Не тронутая я им осталась, хоть и хотела того. И это правда. Третья правда то, что только вот сейчас живого мне бусина Антеро показала, на холме, сосной поросшем. Не знаю, где такое. Грива высокая, и ветер там сильный гуляет.

– За болотом это, Хилка, – подал голос Мирко. – С северной стороны. Там бы ему сейчас и быть, если бы жив остался. – Мирко, несмотря на бурные перемены на сходе, никак не надеялся на то, что все происшедшее выйдет без последствий и для Антеро, если дознаются, что тот жив-здоров, и для всех остальных, ставших уже близкими ему людей.

– Верю тебе, – наконец Хилка смогла изобразить на лице скорбь. – Только так радостно мне стало, когда в бусине его увидела, что обо всем забыла, и в то поверила, что жив он. Значит, разумею, в Ирий светлый он на дороге. И славно. И еще одна правда есть. Оттого и мать моя зла, и Ристо Саволяйнен, отчим мой, напраслину на Ахти возвести решился. А только правды той сказывать я не буду, пусть сам Ристо, как сейчас обещался, дядюшке Кулану почтенному да дедушке Калеви расскажет, коли сумеет. Мне же ныне от правды той никакого проку нет, промолчу лучше…

– Что скажете, большаки? – обвел избу взглядом Кулан.