Чужак в чужой стране

- Ну конечно, это телепортация. Неужели вы не можете грокк? Вы же сами говорили, для того чтобы убедиться, что чудо - есть чудо, мне просто нужно раскрыть глаза. Я так и сделал… и узрел чудо. Только это, видите ли, не более чудесно, чем радио. Вы грокк радио? Или стереовидение? Или как действуют компьютеры?

- Я?! Никак нет!

- Вот и я тоже. Но мог бы понять, если бы нашел время и как следует поработал над языком электроники. Там нет ничего чудесного - нужно лишь умение. Телепортация - дело простое, когда ты усвоишь ее «язык», а вот это - по-настоящему трудно.

- Бен, а вы сможете телепортировать предметы?

- Я? Понимаете, этому в детских садах не обучают. Меня из вежливости сделали диаконом только потому, что я из «первого призыва», но практически добрался я только до уровня Четвертого Круга. Едва-едва начинаю обретать контроль над собственным телом. Телепортацией пользуется регулярно одна лишь Патти… и то, я не уверен, что она обходится без помощи Майка. О! Майк, конечно, говорит, что ей телепортация вполне по силам. Но Патти слишком наивна и скромна для того таланта, которым обладает, и потому считает себя зависящей от Майка. На самом же деле никакой такой зависимости нет. Джубал, я грокк вот что - теперь необходимости в Майке нет. «Человеком с Марса» могли бы стать вы, мог бы я. Майк просто первый человек, который открыл огонь. Огонь существовал и до него и существует после того, как он показал, как им надо пользоваться. И стал огонь доступным для всех… для всех, у кого хватит мозгов, чтобы не обжигаться. Понятно излагаю?

- Кое-что я грокк.

- Майк - это наш Прометей. Вот и все. Майк сам на это непрерывно указывает. Вы есть Бог, я есть Бог. Все, что грокк - есть Бог. Майк такой же человек, как мы все. Конечно, в определенном смысле он супермен, так как мелкий человечишка, обученный марсианами, наверняка выдал бы себя за какого-нибудь божка. У Майка даже соблазна такого возникнуть не могло. Прометей - вот и все.

Джубал медленно вымолвил:

- Прометей заплатил очень высокую цену за то, что принес людям огонь.

- Не думайте, что Майк ее не платит! Он платит двадцатью четырьмя часами работы в сутки по семь суток в неделю, стараясь обучить нас, как играть со спичками и не обжигаться. Джилл и Патти попытались снизить планку и заставили его брать одну «выходную» ночь в неделю - это было задолго до того, как я сюда вернулся. Но разве Майка остановишь! Этот городишко битком набит игорными домами, большей частью шулерскими, так как официально азартные игры тут запрещены. Поэтому «выходные» ночи Майк тратил на то, чтобы отыскивать дома, где идет нечестная игра, и обыгрывать их. Они пробовали запугивать его, пытались даже убить, прибегали к сильно действующим наркотикам и к услугам здоровенных подонков, - он ведь в городе имел просто репутацию необыкновенно удачливого игрока… что привело в храм еще кучу народа. Тогда они решили не допускать его в игорные дома. Это было ошибкой с их стороны. Колоды карт отказывались тасоваться, будто их заморозили, колеса рулетки не вертелись, стаканчики для костей все время выбрасывали одно и то же число очков. Им пришлось договариваться - упросили Майка уходить сразу же, как только выиграет несколько тысяч. Майк всегда соглашается, когда просят вежливо.

Подумав, Какстон добавил:

- Так что теперь против нас образовался еще один блок. Не только фостериты и другие церковники, но и мафия, и городская политическая машина. Думаю, взрыв храма - дело рук профессионалов, сомнительно, чтобы хулиганье из фостеритовых банд пошло бы на такое дело.

Во время их разговора люди входили и выходили, собирались группами. Джубалу казалось, что он улавливает исходящее от них странное сочетание неторопливого спокойствия и динамичной напряженности.

Никто не волновался, никто не бегал туда и сюда, их действия отличались несомненной целесообразностью, даже такие, казалось, совершенно обыденные и непредусмотренные, как жесты, которыми они обменивались при встрече, поцелуи и так далее. Джубалу померещилось, что он смотрит балетную сцену, поставленную опытным хореографом.

«Спокойствие и все возрастающая напряженность, как будто ожидание чего-то», - решил он. Люди напряжены, но это не угрюмая напряженность страха, - она что-то напоминала Джубалу. Операционную? Когда главный хирург оперирует, а кругом - ни звука, ни единого лишнего жеста?

Нет! Он вспомнил. Много лет назад, когда впервые проводились опытные запуски ракет, работавших на синтетическом топливе, ему случилось присутствовать в бункере при отсчете времени запуска. Он припомнил те же приглушенные голоса, спокойные, такие разные, но в чем-то сходные движения, то же самое нарастающее возбужденное ожидание. Они ждали, когда наступит «полное свершение», это было ясно. Но свершение чего? И почему они так счастливы? Их храм и все, что они создали, лежали в руинах… и тем не менее они чем-то походили на детей, ожидающих, когда же зажгут рождественскую елку.