Чужак

— Ирга! — Вадим подозвал меня к себе. — Мне потребуется твоя помощь. Я не разбираюсь в твоих ориентирах, так что узнай, где они последний раз видели преследователей, как далеко те от нас, и когда мы нарвёмся. Когда закончите, доложишь так, чтобы я понял.

— Эй! — беглец, наконец, пришёл в себя достаточно, чтобы понять, кто с ним говорит, и удивиться. — По какому праву ты помыкаешь первой дочерью хана, ты, недомерок?

— Земля и небо считают, что мы неплохо смотримся в законном браке, — при этих словах Вадима я почувствовала, будто проваливаюсь куда-то в бездну. — Давай не будем их в этом разубеждать?

— Майлаг Семь Табунов нашёл мужа для своей первой дочери? — особого доверия утверждение Вадима у его собеседника не вызвало. — Для дочери, отмеченной Землёй и Небом? И это недомерок с запада?

— Неправильно, — Вадим издал какой-то противный звук, похожий на гудок. — Мать-Земля и Отец-Небо выбрали меня для неё, потому что ни один другой мужчина не смог её защитить. Раз воины здесь предпочитают болтать и устраивать свары, думаю, боги знали, что делали.

— Это правда? — взбешённый собеседник Вадима повернулся ко мне, — Скажи мне, что этот недомерок врёт, и я придушу его на месте!

— Он убил четырёх наёмников Ленно в одиночку, — спокойно ответила я, — И чуть позже отправил вслед за ними ещё пятерых. Боги послали его мне, когда никто другой не мог прийти на помощь. Только поэтому я жива.

Я почувствовала, как гнев сменяется растерянностью. Конечно же, передо мной был всего лишь воин, молодой, неопытный и растерянный, лишь немногим старше меня, но даже его сил хватало, чтобы понять, что сейчас я говорю чистую правду.

— И вот что ещё, — громко, так, что его слышали все, объявил Вадим. — Я не собираюсь бегать от врага. Я гарантирую, что все, кто придут за нами, останутся гнить в степи. Но в моём отряде лишь один командир — я! Если кому-то это не по душе, катитесь на все четыре стороны. Я вас не держу, степь большая. Но если кто-то решит, что устал бегать, и хочет отомстить, примите моё главенство раз и навсегда. Я не из тех, кто прощает удары в спину.

Повисла тяжёлая пауза. Я буквально чувствовала, как беглецы смотрят на своего предводителя. Надолго его не хватило.

— Пусть знают все, — произнёс он, что я, Кейгот Сирота, последний живой вождь западной ветви Народа, добровольно и при свидетелях пошёл вслед за старшим родичем — и не держу тех, кто считает иначе!

За моей спиной разнёсся приглушённый шёпот. Похоже, что спутники торговца лишь сейчас поняли, насколько весомо положение Вадима. Как бы я хотела разделять их уверенность!

— Но если ты предашь моё доверие, — закончил Кейгот, — я приду за тобой даже из могилы и сожру твою печень заживо!

— Годится, — Вадим протянул ему руку. — А теперь за дело.

Вадим Колпаков, полевой командир

Инициатива наказуема. Казалось бы, я отлично знал это ещё по армии, но выбора не осталось. Либо я застраивал свой небольшой отряд так, чтобы любой из моих спутников мог пойти за меня хоть на пулемёты, либо мы превращались в стадо растерянных беженцев.

Застроенный боец перестаёт много думать о своём положении. Девяносто процентов известных мне людей и не в армии предпочитают, чтобы за них думал кто-то ещё. Весьма комфортная позиция, особенно когда речь идёт о какой-то личной ответственности.

Ещё бы за меня кто-то взялся отвечать!

Смешно, честное слово. Больше всего мне хотелось забиться в какой-нибудь угол и там отсидеться — только вот угол такой надо ещё как-то взять. Посреди степи результат столкновения пары отрядов обычно известен заранее. Из лёгких фургонов Шеслава даже приличный вагенбург не отстроить — это вам не чешские средневековые крепости на колёсах.

Человек тридцать мы в таком укреплении положили бы, а вот остальные семьдесят вслед за этим радостно порубили бы нас в капусту. Ни винтовка, ни дробовик тут не панацея.

Именно поэтому небольшой отряд под моим командованием вот уже четвёртый день шёл по степи на север. К форту дымарей.

На привалах я учил всех желающих пользоваться мушкетами, а заодно и учился этому сам — проклятые самопалы на чёрном порохе на привычное оружие походили крайне слабо. При выстреле облако дыма повисало такое, что хоть вешай топор, ствол чистить приходилось каждые три-четыре перезарядки, да и нагар в запальном отверстии проковыривать специальной иглой — то ещё удовольствие.

Процедуры натруски запального пороха и заталкивания обмазанного жиром пыжа с пулей в ствол, хорошо ещё, что гладкий, без нарезов, и вовсе достойны отдельного доброго слова — из тех, что пишут на заборах.

Тем не менее, здешние мушкеты стреляли. К вечеру третьего дня мои ученики — чуть ли не полсотни южан и степняков примерно в равных пропорциях, уже могли сравнительно быстро, секунд за сорок, подготовить оружие к выстрелу и попасть на пятидесяти шагах в мишень, размером чуть меньше ростовой фигуры человека — один из многострадальных оружейных ящиков Шеслава. Некоторые могли повторить этот подвиг на семидесяти метрах. А на сто здешние мушкеты просто не стреляли. Так, чтобы пуля оказывалась хотя бы рядом с мишенью — точно.