Чужак

Я напряг глаза, пытаясь разглядеть застывшие в желе предметы. Черт. Мембрана напоминала зеркало. Я даже увидел собственное отражение. Мне оно показалось каким-то искаженным: рот слишком большой для головы и…

Проклятие. Это же не мое отражение. Не мое лицо.

В желе плавала отрубленная голова!

Я еще не успел отреагировать на это открытие, как на лице поднялись веки, и на меня уставилась пара глаз.

В следующую секунду голова рванулась ко мне. Лицо разорвало поверхностную мембрану, явив покрытый слизью нос, глаза и широко открытый рот, нацеленный прямо на мое горло.

15

Мы стояли рядом, глядя на покинутое здание. Не знаю, что такое было в той комнате, но теперь оно нам не угрожало. Из окон квартиры на седьмом этаже вырывались языки пламени. Клубы черного дыма возносились в небо, рисуя там серые пятна.

Я простоял там добрый час, ожидая — и, черт возьми, опасаясь, — что розовая масса сумеет неким образом выбраться из огня. Но этого не случилось, она осталась в комнате, обреченная сгореть в устроенном мной пожаре. Перед моими глазами все еще стояло страшное оскаленное лицо, вырвавшееся из проклятой красной слизи и едва не вцепившиеся мне в горло. Только чисто рефлекторное движение уберегло меня от клацнувших челюстей.

Наверняка я мог сказать только одно: когда-то эта голова принадлежала человеческому существу. Чем она стала потом — одному Богу известно. Насколько я мог судить, раньше ее носил мужчина лет сорока. Черты его лица исказились. Рот непропорционально увеличился, глаза набухли и гротескно выкатились из глазниц, при этом кожа, покрытая розоватым гелем, выглядела чистой и гладкой, как у новорожденного.

Из охваченной огнем квартиры донеслись хлопающие звуки трескающегося дерева. Потом лопнули чудом сохранившиеся стекла. А затем донесся еще один звук. Скорее всего, это воздух выходил из замкнутого пространства, но могу поклясться, что я различил нечто похожее на крик. Жалобный крик. Крик живого существа, погибающего в огне. Он становился все громче, отчаяннее, пронзительнее. Потом все стихло.

Убедившись, что огонь сделает свое дело, я повернулся и пошел прочь. Мальчишка потянулся следом.

— Ты один?

Он не ответил, только сунул руки в карманы джинсов и побрел по улице.

— Говоришь по-английски?

Молчание. Никакой реакции — бесстрастное, похожее на маску, лицо. Взгляд устремлен прямо перед собой.

— Неплохой пожар мы устроили, а? Вместо дома останется только груда золы и головешек.

Мальчишка вдруг остановился, и, словно вспомнив что-то неприятное, сказал:

— Улей.

— Улей? — Я посмотрел на него. — Что ты имеешь в виду? Какой улей?

— Ты что не слышал? — Его лицо сердито вспыхнуло. — Я ж сказал… улей!

— Извини, я не знаю…

Впрочем, последние слова были произнесены в пустоту. Парнишка исчез. Ударился в бега. Причем мчался он так, словно за ним гнался сам сатана.

Только теперь он несся к группе людей, стоящих на перекрестке. Они не двигались с места, но с интересом рассматривали меня. Я также заметил, что у них есть оружие.

Подбежав к ним, мальчишка встал рядом с парнем, вооруженным обрезом помпового ружья.

Инстинкт уже подвел меня, поэтому полагаться на него, возможно, и не стоило, но глупость неистребима, и я, разведя руки в стороны и демонстрируя отсутствие оружия, медленно двинулся навстречу незнакомым людям.

Пожалуй, пора и поговорить с кем-то.

16

— Еды у нас нет.

Это сказала мне девушка с черными глазами, когда мы сидели у трещавшего, как пулемет, костра, разложенного во дворе дома. Назвав ее глаза черными, я не имел в виду ничего такого. Нет, у нее действительно были черные зрачки. Чистый оникс. Блестящие, сияющие. Можете поверить, таких глаз я в жизни не видел. Она говорила — а я пялился на нее. Но в ней и впрямь было что-то неотразимое. Тонкое, исхудавшее лицо и стройное тело ему подстать. Чистая, учитывая обстоятельства, одежда, длинные, шелковистые черные волосы, столь же прекрасные, как и глаза. Возраст? Я бы дал лет восемнадцать.

— Все, что оставалось от продуктов, мы потеряли два дня назад. На то место, где мы стояли, напали шершни. Нам еще повезло, что мы сами уцелели.

— Шершни? — Я непонимающе покачал головой.

— Шершни. Знаешь?

Я пожал плечами.

— Хлебные бандиты?

— А, да. — Я кивнул.

Теперь уже девушка покачала головой.

— Ты что, только вышел из спячки? Этих ребят уже никто не называет хлебными бандитами. — За время разговора она ни разу не улыбнулась. Вообще, вся компания подобралась довольно хмурая. Кивнув в сторону мальчишки, девушка продолжила: — Его это так потрясло, что он сбежал, едва мы попали в город. Искали его несколько часов, пока не увидели вас двоих на улице.

— Он рассказал вам, что случилось?

— Сказал, что вы нашли улей в какой-то квартире, что ты поджег дом. — Губы ее дрогнули в подобие улыбки. — Хорошая работа. Так этому дерьму и надо.

В разговор вступил парень лет двадцати в ковбойской шляпе.

— Только вот непонятно, почему шершни не охраняли этот улей. Обычно они его просто так не оставляют.

Я нахмурился.

— Снова не понимаю. Улей? Что такое улей? Ваш мальчонка тоже называл эту штуку ульем.