Когда ей было столько же лет, как сейчас Фифи, Нора очень походила на нее — такая же жизнерадостная, приветливая и великодушная, несмотря на то что осиротела в восемь лет и была отправлена опекунами в школу-интернат. Ее любили и учителя и соученики, и хотя опекуны держались на расстоянии и не проявляли особого тепла, она в избытке получала его от родителей одноклассников, которые часто приглашали ее к себе домой на каникулы.
Случись ей влюбиться в кого-нибудь другого, а не в Регги Сомса, она, скорее всего, осталась бы прежней. Но она вышла за него в двадцать два года, отказываясь слушать всех тех, кто утверждал, что Регги интересовало только ее наследство. Вскоре выяснилось, что они были правы. Регги оказался не только охотником за богатыми невестами, но еще мошенником, вором и лжецом. Война помогла ему обмануть Нору. Она, оставшись в Дорсете, привносила свой вклад в общее дело, выращивая овощи и работая в местном госпитале, и свято верила, что Регги занят сверхсекретными разработками для военного министерства.
На самом деле он занимался тем, что пускал по ветру ее наследство, ведя разгульную жизнь в Лондоне. Пока Нора не находила себе места, думая, что ее муж подвергается смертельной опасности в Германии, он проигрывал и пропивал ее деньги, спал с другими женщинами и цинично насмехался над ее наивностью.
Война закончилась, а Регги даже не собирался возвращаться в Дорсет. Только тогда Нора начала что-то подозревать. Она знала многих женщин, чьи мужья тоже работали на разведку, но все они вернулись домой. Однажды Регги все же навестил ее. Через некоторое время после этого Нора сообщила ему о том, что беременна, и он пообещал, что приедет через месяц.
Больше она его не видела.
Нора выяснила, что Регги подделал ее подпись на доверенности и разорил ее. Из сейфа исчезли фамильные драгоценности, а на ее банковском счету не осталось ни пенни. Когда ее принялись осаждать разгневанные кредиторы, у Норы случился выкидыш.
Она еще многое пережила, прежде чем наконец осела на Дейл-стрит, но знала точно, что основные перемены в ее характере произошли после утраты ребенка. Она наводила ужас на своих подчиненных, соседей и даже владельцев магазинов, и это ее устраивало.
Забавно, но Дэн и Фифи, кажется, были единственными людьми, которые разговаривали с ней без дрожи в коленках. Они часто стучались к ней и спрашивали, не нужно ли ей чего-нибудь купить, когда собирались в магазин, и приглашали к себе, чтобы показать, как они обставили комнату. Дэн починил ее кофейный столик, у которого сломалась ножка, а Фифи часто приглашала мисс Даймонд на чай, когда Дэн задерживался на работе. Нора говорила себе, что принимает эти приглашения только из вежливости, но на самом деле они значили для нее гораздо больше. Она хотела бы, чтобы эта пара осталась жить здесь, так как она симпатизировала и доверяла им.
Что бы ни сказали сегодня в больнице, теперь Нора была уверена, что Дэн и Фифи уедут отсюда, и это опечалило и напугало ее. С тех пор как здесь поселилась эта пара, Нора Даймонд чувствовала себя более счастливой и меньше сожалела о прошлом. Они стали почти что ее семьей.
— Как вы себя чувствуете, миссис Рейнолдс?
Фифи открыла глаза и посмотрела на склонившуюся над ней медсестру, похожую на индианку. Ее пухленькое лицо сияло, словно глянцевый плод каштана.
— Который час? — Фифи было трудно говорить, так как во рту у нее все пересохло, как в пустыне. Она знала, что была в больнице. Она помнила слова Фрэнка о том, что ее забрала «скорая помощь» после падения с лестницы, а потом ее осматривал врач…
Все равно Фифи была удивлена, увидев, что уже день. Кажется, она много чего пропустила.
— У вас что-нибудь болит? — спросила медсестра и предложила ей попить воды из чашки с носиком. — Вы перенесли небольшую операцию, понимаете? Вы только что очнулись от наркоза.
Фифи прислушалась к своим ощущениям. Все ее тело ныло от боли, но она подумала, что так и должно быть после падения.
— Не очень сильно, просто ломит все тело, — ответила она. — Я себе что-нибудь сломала?
— Боюсь, что да, правое запястье, — ответила медсестра. — Чувствуете гипс?
Фифи опустила взгляд и увидела гипсовую повязку, лежавшую поперек ее груди, из которой выглядывали опухшие, обескровленные пальцы. Она попробовала ими пошевелить, и руку пронзила острая боль. Но Фифи подумала, что она легко отделалась, если это все.
— А как мой ребенок? — запоздало спросила Фифи.
Когда медсестра замялась, Фифи мгновенно пришла в себя.
— Я его потеряла?
— Мне очень жаль, миссис Рейнолдс, — сказала медсестра. У нее было забавное певучее произношение. — К сожалению, у вас был выкидыш, и нам пришлось сделать вам аборт. Вас скоро навестит ваш муж. Он вам все расскажет.
Фифи была слишком потрясена, чтобы говорить. Она закрыла глаза и сделала вид, что заснула.