Тайсон раскурил погасшую трубку, отхлебнул пива и вновь задумчиво уставился в почти опустевшую кружку. Роберт молча ждал, рассматривая плиточный пол. Обычно интуиция подсказывала ему, когда следовало прекращать «давить» на человека, от которого он хотел чего-то добиться. А еще в числе его многочисленных талантов была способность просто сидеть и очень уютно молчать, не смущая собеседника, словно так и надо.
— По пьяной лавочке чего только не наболтаешь, — проговорил наконец Тайсон. — Не то чтобы я отвертеться хотел, Боб, ты же меня знаешь… Просто директор Лоусона всем нам велел держать рот на замке, не то с работы повылетаем. А мне эта работа как раз. Не слишком пыльная, и денежки капают…
— Точно, Гарри, работенка у тебя завидная. С такой работой никаких неприятностей не захочешь.
Они опять надолго умолкли.
— Завтра, чтобы ты знал, облаву устраивают, — сказал Роберт. — Спонсором выступает этот… типа портной. Из Кендала, вот. Ему реклама нужна. Я тоже собираюсь пойти, небось весело будет.
— В самом деле? — отозвался Тайсон.
И вновь повисла тишина. Роберт допил свою порцию светлого пива.
— Ладно, — сказал он. — Хватит пиво глушить, поеду собираться. — И он легко поднялся, клацнув по плиткам подкованными башмаками. — Мне еще хлев подремонтировать надо… Я тебе, дружище, вот что скажу. Если бы у вас оттуда и удрала какая собака, она бы навряд ли стала гоняться за овцами, так что не переживай.
И он, кивнув на прощание, направился к двери, из-за которой доносилось уханье тяжелого ритма: это конистонская молодежь праздновала день Гая Фокса[21].
В самый последний момент Тайсон придержал Роберта за рукав.
— По крайней мере один из наших псов был жутко злобной тварью, — пробормотал он куда-то в кружку. И принялся изучать вечернюю газету, держа ее вверх ногами и не надевая очков.
«…»
— Ох, ребята, не могу больше, — сказал Надоеда. — Слышь, лис? И ты, Рауф. Я вас потом догоню.
До первых рассветных лучей оставалось еще около часа. Ночная охота на крутых западных склонах Хард-Нотта оказалась самой тяжелой и долгой из всех, что они до сих пор предпринимали. Если бы не шестое чувство лиса, позволявшее ему почти безошибочно угадывать, в какую сторону удирает добыча, они, скорее всего, потеряли бы ее в темноте, и тогда пришлось бы начинать все заново. К тому же Рауфу снова крепко досталось в ближнем бою. Он выместил свою ярость на уже неподвижной туше, буквально растерзав зарезанную овцу. Его кровь смешалась с кровью добычи, а зубы беспощадно размалывали копыта, хрящи, кости и жилы. Когда Надоеда, объевшись, лег отдохнуть, осколки разгрызенных костей покалывали ему брюхо, заставляя вспомнить крохотные недогоревшие останки морских свинок в печной золе.
Посреди ночи его разбудило смутное чувство опасности и тревоги. Пошевелившись, он обнаружил, что жутко замерз, едва двигается и вдобавок охромел. Фокстерьер даже засомневался, что сумеет вернуться к Браун-Хо вместе со своими напарниками. Ему было не по себе. В голове стоял какой-то далекий звон на грани слышимости. Оглядевшись по сторонам, Надоеда снова испытал ощущение покинутости и нереальности происходящего; эти симптомы были ему слишком хорошо знакомы. Некоторое время он, хромая, бродил вокруг спящих приятелей, потом лег и снова заснул. Ему приснился страшный удар, после чего сам он начал словно распадаться на части и валиться куда-то между отвесными стенами пропасти, мерзко вонявшей дезинфицирующей жидкостью и табаком. Резко вскочив, Надоеда почувствовал на своем ухе острые зубы лиса.
— Просыпайся, старина, просыпайся!
— Ох… мне такое приснилось… Ты, наверное, слышал… то есть, нет, конечно, ты не мог… — пробормотал Надоеда. — Я что, лаял во сне?
— Лаял?.. Да ты орал как резаный и нес всякую чушь! Тебя за милю было слыхать!
— Я не хотел, — сказал Надоеда. — Мне бы, знаешь, надо немного перьев в голову положить, а то там все звенит и подвывает, словно сирена белой машины. Вот немного шума наружу и просочилось.
Пребывая в замешательстве, он проковылял в сторонку на трех лапах, помочился на кривую рябину и вернулся обратно. Лис стоял на том же месте, глядя на него оценивающе и несколько отстраненно.
— Идти сможешь? — спросил он. — Как ты вообще? — И прежде, чем Надоеда успел ответить, добавил: — Пойду здоровяка позову. Пора убираться.
— Уже?
— Да, уже. Нельзя тут дольше оставаться.
— Идти-то куда?
— Через вершину и дальше ложбиной.
— Надеюсь, я выдержу…
— Да уж, ты постарайся, старина. Быстрые пробежки нынче не для тебя, так что чем раньше мы отсюда двинемся, тем дальше уйдем до того, как овцу обнаружат!
Дождь тем временем прекратился. Рауф, еще полусонный, вытащил из липкой груды овечьих останков переднюю ножку и понес ее в зубах. Так и шел с ней сперва вдоль русла бурного ручейка, а потом начал карабкаться на северное плечо холма Хартер-Фелл. Тут Надоеда начал отставать и в конце концов остановился и лег на землю.
Рауф с лисом возвратились к нему.