— Значит, ждать будем? — спросил Надоеда, усаживаясь в густом вереске. — Может, ты нам песенку споешь, чтобы не скучать? У вас, лисов, песенки водятся?
— А то! Обязательно поем время от времени, как же нам не петь! Помнится, моя старушка все напевала одну, веселую такую. Ох и давно же это было…
— Твоя мама? Правда? А как песня называлась?
Лис не ответил. Надоеда ощутил его замешательство — примерно такое же, как тогда, когда рыжего хищника спросили насчет имени. И Надоеда быстро произнес:
— Веселую, говоришь?
— Точно, приятель! Что надо песенка была! Старушка, бывало, ее заводила в лунные ночи…
— Сейчас не такая, но не в том суть, — сказал Надоеда. — Может, припомнишь ее? Пожалуйста, Рауф, ну попроси его!
— Дело хорошее, — одобрил Рауф. — Чуете овцу, там, внизу? Ручаюсь, что уложу ее в один миг…
— Уложишь, — согласился лис. — Как есть уложишь, когда время придет. Только вниз по склону ее не гони, дружище, а сразу хватай и рви глотку!
— В таком случае ты и правда спел бы пока, что ли, — предложил Рауф. — Дельце, сам говоришь, будет несложное, так почему бы и нет?
Лис немного помедлил. Повалялся на спине, ерзая по мелким камням. Надоеда терпеливо ждал. Дождь стекал по рубцу на голове прямо ему на нос. Он отчаянно вымок, ему было холодно. Мимо них по дороге, пыхтя, проехала машина. Ее ходовые огни скрылись за перевалом, почему-то называвшимся Толстушка Бетти, и водитель включил первую передачу, осторожно выруливая на спуск.
Тогда лис запел:
— Великолепно! — сказал Рауф. — Валяй дальше!
Лис не заставил себя упрашивать.
Надоеда весело подхватил последнюю строчку, и лис вдохновенно продолжил:
— А что сталось с твоей матерью, лис? — вдруг спросил Надоеда.
— Собаки… — ответил тот безразличным тоном. И принялся вылизывать лапу.
Когда окончательно пала ночь, дождь унялся, но соленый ветер продолжал задувать с прежней силой, унося их запах к востоку. Где-то далеко, над западным морем, за границей Эскдейла, еще догорала в небе розовая полоска, однако внизу, в глубокой расщелине, уже царила непроглядная тьма. Впрочем, она ничуть не мешала троице четвероногих охотников, наделенных тонким чутьем и отточенным слухом, различать, как шуршат папоротниками овцы — сразу две ярочки, двигающиеся бок о бок по дну долины, и третья, которая тащилась позади, все большее отставая от своих товарок. Лис кивнул, и маленькая охотничья партия, снявшись с места, принялась слаженно отрезать добыче пути к отступлению.
— Расправа за расправой, — твердо повторил Роберт Линдсей, тщательно следя, однако, чтобы его голос не выделялся из общего шума в баре. — И никакого сомнения, Гарри: это собаки. Точно тебе говорю! Одичавшие собаки, повадившиеся таскать наших овец!
— В самом деле? — пыхнул трубкой старик Тайсон. Он не поднимал глаз, только гонял вкруговую пиво в своей кружке. Там оставалось еще примерно треть пинты.
Он упорно игнорировал все более прозрачные намеки, которые подсовывал ему Роберт. В конце концов тот с сожалением рассудил, что настала пора засунуть куда подальше свою нелюбовь к лобовым методам и соответствующим вопросам. Хочешь не хочешь, придется брать быка за рога.
— Я вот к чему речь веду, Гарри. Один банковский клерк из Бротона случайно обмолвился, будто слышал, как ты говорил Джеральду Грею в «Мэноре» что-то насчет собак, удравших от ваших ученых…
— В самом деле?
— Гарри, дело-то нешуточное! Овцы-то гибнут! Прикинь, как дергаются все, у кого они по склонам гуляют! Так-то вот! Если Джеральд ошибся…