Чумные псы

Но, когда он выскочил наружу, в густых сумерках уже никого не было видно. Только усилившийся ветер, набиравший силу на высотах Каф-Коува, со стоном мчался по желобу долины, шевеля на пустом болоте кустики мирта и пожухлую траву. В голове Надоеды тоже начала звучать песенка, резкая и пронзительная, словно голос крапивника, доносящийся из куста. Глядя в бледное небо, озаренное последним светом дня, он обнаружил, что ветер — собственно, он всегда это знал, только на время забыл — на самом деле был изможденным великаном с узким лицом и тонкими губами. Этот великан двигался, держа в руке длинный нож, и у него был пояс, с которого свисали умирающие животные: окровавленная кошка с выпущенными кишками, слепая обезьянка, шарившая лапами в воздухе, морская свинка с обрубками лап и ушей, замазанными смолой, две безобразно распухшие крысы с готовыми лопнуть животами. Шагая через пустошь, гигант встретил полный ужаса взгляд Надоеды и пристально посмотрел на него, но не узнал. Фокстерьер ощутил, что внимание великана устремлено на него подобно лучу прожектора, что он, Надоеда, был чем-то вроде мотива песни, которая звучала то громче, то тише в его изрезанной голове — а возможно (и даже вполне вероятно), разносилась между холмами этой пустынной долины. Вот великан молча бросил эту песню, словно палку, через мшаник, и Надоеда послушно подхватил ее и принес ему обратно в зубах.

Темны холмы, а в голове,
Обмотанной железной сеткой,
Горит окно, и в синеве
Цветут украденные ветки.
Ревя, промчался грузовик,
Меня отбросили колеса.
Хозяин, где ты? Напрямик
К тебе бегу я по утесам.

Надоеда заскулил и вжался в землю у самых ног ветра. Великан забрал у него песню, неулыбчиво кивнул и зашагал дальше вдоль озера, и извивающиеся тела свисали с его пояса. Фокстерьер вздохнул и понял, что его приступ миновал. Он был свободен — до следующего раза. Можно вернуться в пещеру и размышлять в темноте, что станется с ним и с Рауфом без лиса.

— Ты это чем тут занимаешься? — спросил Рауф, черной глыбой вырастая из зарослей. Он уже не злился и, подойдя к Надоеде, улегся рядом, хмурый и молчаливый. Ему тоже было не по себе.

— Просто плясал, как снежинка, — сказал Надоеда. — И пел, точно пустая кость. Мыши так делают, и от этого небо делается синим. Было трое, стало двое…

— С этой дырой в башке ты выглядишь еще безумнее, — заметил Рауф. — Прости меня, Надоеда. Давай больше не будем ссориться, хорошо? А то нам в самом деле плохо придется… Ладно, пошли спать!

И вновь Надоеда проснулся от запаха лиса и от шороха Рауфа в темноте. Вслушиваясь, не очень понимая, что сейчас происходит, он вдруг сообразил: на сей раз Рауф крадется к выходу из подземелья, а лис стоит у него на пути.

Надоеда уже собрался было спросить, в чем дело, но тут Рауф заговорил:

— Я тебя убить могу. Прочь с дороги!

— Не получится, старина. Никуда ты не пойдешь, — ответствовал лис.

— Рауф, — сказал Надоеда. — Ты куда?

— Бедняга совсем умом тронулся, — пролаял лис. — Бормочет неведомо что! Я пришел сказать вам, олухам, чтобы рвали когти, да побыстрей! Потому что сюда фермер идет, с собаками и ружьем! И вот я прихожу — и что я вижу? Громила, оказывается, навострил лыжи обратно к этим, как их, белым халатам. Кто бы мог подумать?

— Рауф, о чем это он?

— Я ухожу, чтобы разыскать белых халатов и сдаться. И даже не пытайся остановить меня, Надоеда.

— Рауф, похоже, это ты спятил, а не я! С чего это ты решил вернуться?

— А с того, что понял: мой побег был нарушением долга. Собаки живут для того, чтобы служить людям! Думаешь, если у меня хозяина не было, так я и законов не знаю? Знаю! И все время знал! Просто я трус и даже самому себе не желал в этом признаться. Мне с самого начала не следовало слушать тебя, Надоеда. Если им зачем-то нужно, чтобы я ради них утонул…

— Кто же спорит, Рауф! Конечно, собаки живут ради людей! Но не для того, чтобы белые халаты бросали их в железные баки.

— Да кто мы такие, чтобы об этом судить? Откуда нам знать? Я — хороший пес! Я не какая-то тварь, как они думали! Людям виднее, как мы должны им служить.

— Правильно! Но это относится только к хозяевам, а не к белым халатам! Тем вообще плевать, хорошая ты собака или плохая!

— Да вы теперь вообще не собаки, вы — убийцы овец, — прошептал лис. — Пока вы тут рассуждаете, придут люди и задницы вам отстрелят. Когти надо рвать, говорю! У вас есть хорошо если полчаса, а потом все будет кончено.

— И какой у всего этого может быть исход? — спросил Рауф, обращаясь к терьеру. — Рано или поздно они все равно нас найдут. Как долго мы продержимся?

— Ты сам говорил: станем жить, как дикие звери. А дикие звери так и делают — живут, пока не погибнут.

— Верно сказано, — вставил лис. — Беги, пока не навалится Тьма. Ну что, будем спасаться, или я зря лапы оттаптывал? Ох, предупреждал я вас — чутья не терять, головой думать…