Чумные псы

Так они и двинулись вниз по склону. Рауф то и дело оступался, ковыляя на трех лапах. Надоеда, который в одиночку спускался бы в два раза быстрее, беспокойно сновал туда-сюда, то суя нос под камни, то оглядывая пустынную долину. Шум далеких ручьев затихал и вновь возвращался, эхо дробило его, и даже далекое, отлого вздымавшееся плечо Серого Монаха словно колебалось в воздушных потоках. «А может, — думал Надоеда, — у этой горы тоже кружится голова, ведь она все время смотрит в освещенную луной тьму».

Когда под лапами зачавкал сырой мох долины, иллюзия улетучилась. Земля здесь была торфянистая, пропитанная водой. Надоеда все убеждал Рауфа идти быстрее, хотя никакой ясной цели впереди не просматривалось. Дальше озера вообще ничего не было видно. Даже вершины отсюда выглядели не так, как с водораздела, — этакими бесформенными горбами на фоне лунного неба.

Рауф остановился полакать водички из лужи, потом улегся, подмяв тростники.

— Хватит с меня, — сказал он. — Ты иди, Надоеда, если охота. А я отсюда никуда не двинусь, по крайней мере до завтра.

— Но если ты уснешь прямо здесь, Рауф… на открытом месте…

— А где лучше? По мне всюду одинаково. Или мы что, куда-то спешим? Мне надо передохнуть, Надоеда. Лапа болит.

— Нас поймают, тра-ля-ля, скажут — крали со стола…

— Надоеда, отстань!

Рауф ощерился. Фокс уловил запах боли, усталости и раздражения — и проворно отбежал прочь, устремившись в заросли тростника. Ему вдруг показалось, что бросить Рауфа было бы самым разумным и правильным. Надоеда все равно не мог ничем ему помочь. Он не то чтобы устал, ему просто не приходило в голову, что еще можно придумать. Зато он начал осознавать всю глубину собственного неведения — оно было словно болото, а безумие, владевшее терьером, казалось стоячей водой в его голове. И Надоеда ничего не знал об этой искусственной, созданной человеческими руками дикой стране. Что может здесь появиться? В какой момент? И откуда? Что таится за границей его восприятия? Впрочем, даже если бы он мог видеть в этой тьме, все равно оставалось бы неясным, что с этим делать.

Когда-то у него был хозяин, был дом. Потом — ну, после грузовика, — он оказался в виварии Ж.О.П.А. Там был человек-пахнущий-табаком. И белые халаты с ножами, которые порылись у него в голове. Они с Рауфом удрали оттуда. Но вся их хитрость, мужество, воля и ум на поверку оказались тщетны. Им все равно некуда было идти, и они не знали, как им жить дальше. Он вспомнил, как Рауф, еще находясь в виварии, говорил, что там, за дверью, может быть еще хуже, чем внутри. Так и получилось. Правда, пока к ним вроде бы не подкрадывались враги, но с самого момента побега они не встретили и ни единого друга, ни двуногого, ни четвероногого. И хотя ничего не случилось с ними после убийства овцы, Надоеда интуитивно чувствовал: они совершили преступление, и рано или поздно оно будет обнаружено. И тогда их не простят. Нашпигуют свинцом, как выразилась та овчарка.

Так, может, просто положить конец страху и беспокойству? Признать, что у них не было иного выхода, кроме как терпеть любой произвол белых халатов? Ведь Рауф так с самого начала и говорил. Он пошел за ним, Надоедой, хотя и считал, что все это зря, — пошел просто потому, что не мог больше видеть железный бак с водой. И куда же им теперь идти? Что делать? Что вообще можно предпринять в таком месте, как это? Похоже, они так и будут бесцельно бродить, покуда какой-нибудь фермер их не пристрелит или не поймает, чтобы вернуть белым халатам.

А если решиться все прекратить? В какой хоть стороне проклятый виварий? «Простите, сэр, вы не подскажете, где тут белые халаты живут? Вы не видели тут где-нибудь улицы, магазина, дома, помойки? А то я, знаете ли, потерялся. Мне раскроили башку, и я туда провалился. А потом разбрызгал последние мозги, силясь вылезти. Листья плавают в черном молоке. Я заплутал и дорогу ищу. Только нет, это не дорога домой. Нельзя называть это домом…»

Ручей, пересекавший Мшанник, был довольно широким — добрых пять футов в том месте, где оказался Надоеда, — и ощутимо глубоким с его стороны. Фокстерьер засмотрелся на бегущую воду… и вдруг заметил в ней отражение человека у себя над головой. У человека были седые волосы, он был одет в старое коричневое пальто и желтый шарф, держал в руке прогулочную трость и складывал губы так, словно собирался свистнуть. Вот он наклонился, протягивая руку, чтобы погладить Надоеду…

Пес крутанулся на месте и с радостным лаем вскинулся на задние лапы, желая поскорее ткнуться мордой в хозяйскую ладонь.

Позади никого не было. Надоеда завалился вперед, только чавкнул торфяник.

«Вот бы это прекратилось. Насовсем. Я думал, такого больше не будет. А оно происходит, и я опять попадаюсь. Никакой памяти не стало. Я всякий раз обещаю себе, что больше не стану обращать внимания, но ничего не получается. Нет, нельзя сидеть здесь и думать об этом. Надо срочно чем-то заняться…»