Чумные псы

— По крайней мере, порода у него была фокстерьер, то есть вроде бы должен побеждать злобных лисов, так ведь? А овечки, они же такие робкие, безобидные… Тот пес был хотя и маленький, а как проголодается, иной раз такого натворит… Знаете, мистер Драйвер, как-то я застала его у брата во дворе в кустах рододендронов, так он целое одеяло туда приволок! Гадкое, мерзкое одеяло, выговорить-то противно, и в нем полным-полно было… этих…

«Ну вот и отлично, — думал между тем Дигби Драйвер. — Она терпеть не может этого пса и не станет опровергать утверждений о его злобном и агрессивном характере. Этого-то мне и надо. Осталось прояснить только одну вещь, которую, чего доброго, может вытащить на свет какая-нибудь заинтересованная сторона. Сейчас спрошу — и ходом отсюда, а вечером подошлю местного фотографа, чтобы заснял домик…»

— …И таскал, представьте, это драное, вонючее одеяло, лежавшее у него в корзинке, по всему полу! У меня гора с плеч свалилась, когда его наконец выкинули на помойку…

— Миссис Мосс, я тут знаете о чем задумался? Вы не подскажете, что побудило вас продать пса ученым для опытов? Я к тому, что после гибели брата у вас, полагаю, дел было невпроворот — зачем же эти лишние хлопоты? Проще, наверное, было бы его усыпить?

— Мистер Драйвер, — произнесла Энни Моссити с тем пылом агрессивной самозащиты, который уже давно научил ее начальника воздерживаться от малейшей критики и молча терпеть огрехи в ее работе. — Надеюсь, вы не хотите сказать, будто я могла заставить животное так или иначе страдать? Если так, то должна вам сообщить, что…

— И в мыслях подобного не держал, — не моргнув глазом ответил Дигби Драйвер. — Напротив, миссис Мосс, я хотел узнать, что подвигло вас на столь разумный и полезный поступок?

— Так мне зять подсказал. — Бесстыдная лесть сделала свое дело, Энни Моссити прямо-таки растаяла. — Он в Ньюкасле ветеринаром работает. Я рассказала ему, что никак не могу оставить собаку, мне с ней не справиться, подумываю о том, чтобы усыпить. А он мне звонит через день или два и говорит, что джентльмены из Лоусон-парка обратились к местным ветеринарам с запросом по поводу взрослой домашней собаки, нужной им для какого-то опыта. Так и сказал — взрослая и домашняя. Он заверил меня, что никаким мучениям ее подвергать не будут. Опять же, передовая наука… очень важные опыты… интересы общества…

«И ты, чертова корова, продала, значит, этим живодерам любимую собачку погибшего брата? И деньги карман не прожгли? И ни на секунду небось не задумалась, такова ли была бы его последняя воля…»

— То есть вы в какой-то мере уступили давлению, правильно я понимаю, миссис Мосс? Они вас, скажем так, на коленях просили, и вы не могли им не уступить? — («Спорю на что угодно, дрянь своекорыстная, ты с ними еще поторговалась…») — Да, с интересами общества нам всем приходится считаться. Опять же, как ни крути, это гораздо гуманнее усыпления. Получается, вы собаке жизнь спасли!

«Ну, если она и это проглотит, она проглотит что угодно».

— Ну как бы да, мистер Драйвер, получается, что спасла. Вы же понимаете, я никак не могла взять к себе пса с таким несносным характером. И, конечно, сдать его для науки было не так жестоко, как усыпить…

— Вот и я о том же, миссис Мосс. Тут вы в самую точку попали. Знаете, я напишу статью о вас и об этой собаке. Если, конечно, вы не возражаете. — («А хотя бы ты и возражала, швабра с синими волосами!») — Если позволите, ближе к вечеру к вам заглянет мой коллега с фотоаппаратом, заснять вас в этом очаровательном уголке…

* * *

Дневной свет угасал, и холод на улице стоял просто смертельный. По крайней мере, таким он казался мистеру Пауэллу, у которого болело горло и, кажется, поднималась температура. Молодой ученый трясся, стоя на сквозняке, и гадал про себя, отчего доктор Бойкотт не прикроет окно. Между тем доктор Бойкотт (который, когда ему приходилось устраивать выволочку кому-либо из подчиненных, всегда чувствовал себя более напряженно, чем желал показать) не замечал ни ледяного сквозняка, ни болезненного состояния мистера Пауэлла. Он счел, что в свете того, о чем пойдет разговор, предлагать мистеру Пауэллу присесть было бы неуместно; с другой стороны, заставить подчиненного стоять и при этом усесться самому было бы проявлением дурного тона. Как-никак они были коллегами по работе, и, если устроить молодому сотруднику разнос с начальственной позиции, вся смысловая часть его речи пропадет впустую. Мистер Пауэлл не проникнется сознанием своей вины, а лишь запомнит то, как на него орал босс, пользуясь своим должностным положением. Беспристрастная отчужденность сработает куда лучше.

В результате, когда за мистером Пауэллом послали и тот пришел, его непосредственный начальник стоял против рабочего стола, изучая графики на стене, отражавшие ход различных опытов. Он продолжал на них смотреть, разговаривая с мистером Пауэллом, а тот неловко переминался с ноги на ногу, пытаясь сообразить (как и было задумано), следует ли ему выказать какой-то интерес к графикам, которые неотрывно рассматривал его начальник.