Чудо. Встреча в поезде

А может быть, это и не шутка, подумала я. Может, он хочет спасти меня. Если так, то ему бы лучше поторопиться. Без укрытия и воды, в августовской жаре, я к полудню буду без сознания, а к вечеру — мертвой. Так где же он? И как он меня найдет? Я и сама уже не нашла бы место своего падения. Горячий ветер гнал песок и заметал все следы. Вертолеты не оставляют следов, во всяком случае когда они в воздухе. Али выбросил меня наугад, где никто никогда меня не найдет. Он оставил меня в пустыне на медленную смерть. Это будет нелегкая смерть. Зачем? — подумала я. Зачем? Зачем? Зачем? Я попробовала снова помолиться, как тогда в вертолете, но на сей раз заклинание не помогло. Конечно же, Аллах велик, подумала я, и арабы народ богоизбранный. У них общее чувство юмора. Жестокое, изощренное и бессмысленное.

Температура уже поднялась за сотню градусов^[12]. Раскаленный воздух выбрировал. Я почувствовала слабость и головокружение. Я продолжала идти. В конце концов я набрела на небольшой каменный выступ и забралась под него, чтобы укрыться в тени, которой хватало лишь для головы и плеч. И все-таки когда я спряталась, головокружение прошло. Я закрыла глаза и стала ждать. Чего? Я еще никогда не чувствовала себя такой одинокой. Солнце забиралось все выше. Тень становилась все меньше, дюйм за дюймом. Скоро она исчезнет. Никто не спешил спасать меня. И все же я ждала.

А затем я услышала какой-то звук, будто отдаленный радостный вскрик тысячи голосов. Должно быть, мираж, подумала я. Можно ли услышать мираж? Разве это не то, что видишь? Голубые озера, зеленые пальмы и хрустальные замки, манящие к себе заблудшего уставшего путника.

Порыв горячего ветра обдал меня песком и снова принес с собой эти звуки. Мне слышатся голоса, решила я. Это бывает, когда люди сходят с ума. Наверно, я теряю рассудок. Что в данных обстоятельствах не очень-то удивительно.

Я выбралась из-под камня и встала. Ослепительное солнце с жестокой яростью обрушилось на мою голову. Я пошла в направлении этого звука. Я снова и снова слышала его с порывами ветра. От жажды горло свело нестихающей болью. Язык казался огромным — он прилип к небу. Губы потрескались и кровоточили. Я слизывала кровь, но она не утоляла жажды. Наручники врезались в запястья. Металл раскалился и обжигал кожу. Волнами возвращалось головокружение. Я упала, поднялась, упала, снова поднялась. Затем, когда мои попытки встать оказались тщетными, я поползла. Глаза были забиты песком. Мне хотелось их выцарапать. Но звук теперь не смолкал, и он был ближе.

Возьмите меня на спортивную игру… Ледяное пиво и горячие сосиски. Потому что по звуку это было похоже на спортивную игру в мяч. Время от времени вскрик толпы, а между — один единственный голос. Я еще не могла различить ни слов, ни даже языка, но ошибки быть не могло. Он по всему миру одинаков — исступленный голос спортивного комментатора.

Должно быть я отключилась. Когда я открыла глаза, то надо мной висела тень. Черная тень в небе — стервятник. Стервятники выклюют твои глаза… Нет! Я хочу увидеть эту спортивную игру в пустыне. Для такой, как я, всегда ненавидевшей спорт, более чем странная галлюцинация. Я снова принялась ползти, ведомая этим звуком.

Небольшая песчаная дюна встала на моем пути. Казалось, играли прямо за ней. В футбол, и комментатор говорил по-арабски. Я осторожно подползла к краю дюны и выглянула из-за нее. Я увидела маленький шатер из черной козьей шерсти и возле него старенький грузовичок, пикап. Капот грузовичка был поднят, и бедуинский подросток наливал воду в радиатор. На коврике перед входом в шатер сидел, скрестив ноги, старик-бедуин с длинной седой бородой и смотрел по переносному телевизору футбол. Звук был включен на полную громкость. Должно быть, старик был глуховат. Оба были вооружены традиционными кривыми бедуинскими кинжалами на поясе.

Я встала и вышла из-за дюны.

— Салям алейкум, — попыталась сказать я, но вместо этого раздался какой-то ужасный скрип.

Старик оторвался от телевизора и увидел меня. Челюсть у него отвисла.

— Айа Аллах! — ахнул он. И тут же крикнул на удивление высоким голосом, обращаясь к подростку: — Айа, Карим!

Подросток выпрямился и тоже увидел меня. Рука его потянулась к кинжалу на поясе. Я повернулась, чтобы бежать назад, но земля бросилась на меня. Как жаль, успела подумать я перед тем, как наступила тьма, стоило ли столько пройти ради такого конца.

«Ллюва, ллюва, ллюва». Такое прохладное текучее слово, влекущее за собой, зовущее обратно в действительность. Ллюва означает вода. Я открыла глаза. Я лежала в шатре. Стоящий на коленях подросток наклонялся ко мне с фляжкой. «Ллюва», — снова сказал он и улыбнулся. Он приставил фляжку к моим губам и приподнял мне голову. Я пила долго, содрогаясь при каждом глотке. Никогда еще вода не была такой вкусной.