Чудо. Встреча в поезде

Гай стиснул пальцы. Перед ним внезапно возникло видение: Мириам в Палм-Бич, Мириам встречается с Кларенсом Бриллхартом, управляющим клуба «Пальмира». Но дело не в том — и Гай знал это — что он представляет себе, как Бриллхарт будет шокирован, несмотря на свою неизменную, спокойную вежливость, — просто Гай не мог пересилить своего собственного отвращения. Он просто не мог вынести, чтобы Мириам находилась рядом с ним, пока он работает над таким проектом.

— Я не вынесу этого, — повторил он.

— О, — только и выговорила мать, но молчание ее уже было осознанным. Что бы она ни сказала, подумал Гай, ей бы пришлось непременно напомнить ему, как она всегда была против этого брака.

— Нет, ты не вынесешь этого, — промолвила она наконец, — во всяком случае столь долгий срок.

— Да, не вынесу, — он встал, обхватил ладонями ее мягкое лицо. — Мама, мне все равно, — сказал он, целуя ее в лоб. — Мне просто наплевать.

— Не верится что-то. Почему это вдруг?

Он отошел на другой конец комнаты и уселся за пианино.

— Потому что я еду в Мехико, к Энн.

— Да что ты, правда? — просияла она, и радость первого утра с вернувшимся сыном победила окончательно. — Ах, ты, бродяга!

— Хочешь со мной в Мехико? — он улыбнулся через плечо и доиграл сарабанду, разученную еще в детстве.

— В Мехико! — притворно ужаснулась мать. — Мустанг до Мехико не доскачет. Может быть, на обратном пути заедешь ко мне вместе с Энн?

— Может быть.

Она подошла и робко положила ему руки на плечи:

— Иногда, Гай, мне кажется, что ты снова счастлив. В самые лучшие твои минуты.

5

«Что случилось? Напиши немедленно. А еще лучше позвони, я оплачу. Мы задержимся в Рице еще на две недели. Мне так тебя не хватало в дороге, просто позор, что мы не могли лететь вместе — но я понимаю. Каждую минуту желаю тебе добра, дорогой мой. Скоро все это кончится, и мы заживем. Что бы ни случилось, расскажи мне — будем бороться вместе. Мне часто кажется, что ты один не умеешь — я имею в виду — бороться.

Ты сейчас так близко — просто нелепо, что ты не можешь приехать на пару дней. Надеюсь, у тебя будет настроение. Надеюсь, сыщется и время. Мне бы так хотелось видеть тебя здесь, и ты знаешь, что родителям хочется тоже. Дорогой, мне очень понравились рисунки, я страшно горжусь тобой и могу даже выдержать мысль, что ты уедешь от меня на столько месяцев, чтобы все это построить. Папа восхищен тоже. Мы все время только о тебе и говорим.

Будь счастлив, родной. С любовью Энн».

Гай набросал телеграмму Кларенсу Бриллхарту, управляющему клуба «Пальмира»: «Обстоятельства не позволяют принять заказ. Искренне сожалею, глубоко благодарен Вам за помощь и поддержку. Подробности письмом».

Он вдруг стал прикидывать, какой проект они возьмут взамен, — подражание Фрэнку Ллойду Райту Уильяма Харкнесса и Компании? Или еще хуже, подумал он, пока диктовал телеграмму по телефону: правление может попросить Харкнесса заимствовать что-нибудь из его, Гая, идей. И Харкнесс, разумеется, не преминет.

Он телеграфировал Энн, что прилетит в понедельник и пробудет несколько дней. И поскольку существовала Энн, он даже не удосужился поразмыслить, через сколько месяцев, а может, и лет, подвернется другая такая работа, как «Пальмира».

6

Тем вечером Чарльз Энтони Бруно валялся на кровати у себя в номере в Эль-Пасо и пытался пристроить золотую авторучку поперек своего довольно тонкого, вогнутого носика. Он был слишком возбужден, чтобы лечь спать, но не чувствовал в себе достаточно бодрости, чтобы спуститься в какой-нибудь бар по соседству и поглазеть на то, что творится вокруг. Весь день он глазел на то, что творится вокруг, и пришел к выводу, что в Эль-Пасо ничего особенного не творится. Большой Каньон его тоже не особенно потряс. Зато все больше занимала мысль, возникшая позапрошлой ночью в поезде. Жалко, что Гай тогда утром не разбудил его. Не тот парень Гай, само собою, чтобы в таком деле на него рассчитывать, но Гай просто ему понравился, чисто по-человечески. С Гаем стоит знаться. Кроме того, Гай забыл свою книгу, и следует ее вернуть.

«Вжик, вжик, вжик», — зудел вентилятор на потолке: из четырех его лопастей одной не хватало. Если бы все четыре были на месте, подумал Бруно, тут было бы чуть попрохладнее. В сортире один кран подтекал, у бра, висевшего над кроватью, вылетел зажим, так что оно болталось наперекосяк, а дверцу стенного шкафа усеивали отпечатки пальцев. И еще утверждают, что это лучшая в городе гостиница! Почему в любом гостиничном номере вечно что-нибудь да не так? Если случится ему отыскать такой номер в гостинице, где не к чему будет придраться, он купит его, будь то хоть в Южной Африке.

Бруно присел на краешек кровати и потянулся за телефоном.

— Гони междугородный, — Бруно устремил невидящий взгляд на грязно-красноватый след, впечатанный его башмаком в белое стеганое покрывало. — Грейт-Нек, 166 Дж… Ну да, Грейт-Нек, — он подождал. — Лонг-Айленд… В Нью-Йорке, дубина, слышал такой?

Не прошло и минуты, как он говорил с матерью.