Феличе смялась и плакала, осыпала сына поцлуями, разсматривала его лицо, носъ, глаза, губы, даже ощупывала, какъ слпая. Іосифъ смахнулъ слезу и сталъ разсказывать свои странствія, но казалось, Феличе ихъ не слушала, а только смотрла на это лицо, на эти глаза, будто она завтра же должна была ихъ потерять и хотла теперь насмотрться досыта. Сердце ея не обмануло: она не увидла больше сыновняго лица радостно и спокойно, а если и замчала его, то въ разодраиныхь видніяхъ предсмертныхъ мукъ, потому что бдная женщина умерла въ ту же ночь, словно ея организмъ не выдержалъ радости. У нея было спокойное и довольное выраженіе, какъ у человка, который дождался хозяина, заперъ двери, передалъ ключъ владльцу и мирно ушелъ домой.
Джузеппе не былъ хозяиномъ, который вернулся въ наоиженный домъ. Непосдливость, любопытство и стремленіе къ знанію увлекали его дальше. Впрочемъ, это желаніе поддерживалъ въ немъ и кавалеръ д’Аквино, пріхавшій съ нимъ въ Палермо. Ликвидировавъ родительскую торговлю и снявъ положенный трауръ, Іосифъ отправился въ Римъ, снабженный рекомендательнымъ письмомъ къ графу Орсини. Это было весною 1768 года.
Папскій Римъ, несмотря на духовный санъ государя, жилъ весело и сво бодно. Іосифъ бгалъ первые дни какъ сумасшедшій, осматривая памятники языческой и папской старины, пьянясь пышностью богослуженій и процессій, или глядя черезъ окна кофеенъ на суетящійся и будто всегда карнавальный народъ.
Бывалъ онъ только у графа Орсини, не прерывая заброшенныхъ-было первое время по прізд занятій. Кром общей пестроты и оживленности улицъ, его не мало привлекали окна магазиновъ, ремесленныхъ заведеній, гд, казалось, были выставлены предметы, свезенные со всхъ концовъ міра. Жаръ не былъ особенно жестокъ и позволялъ Іосифу гулять по городу даже въ т часы, когда римляне по привычк отдыхаютъ посл обда.
Однажды, проходя по эстрад Пеллегрини, Іосифъ замтилъ въ окн одного литейщика чугунное кольцо, украшенное стариниыми эмблемами, напомнившими ему его давнишній сонъ. На порог стояла двушка дтъ пятнадцати, съ веселымъ и живымъ лицомъ, озабоченно и удивленно глядя на замшкавшагося молодого человка. Она спросила, не можетъ ли чмъ служить синьору, при чемъ тутъ же прибавила, что отца, Іосифа Феличьяни, въ лавк нтъ, а она сама, дочь его — Лоренца. Бальзамо представился въ свою очередь и спросилъ насчетъ кольца. Лоренца сказала, что она не знаетъ, за сколько отецъ продаетъ эту вещь, и чтобы, если господину не трудно, онъ зашслъ завтра утромъ.
— Тогда отецъ будетъ здсь, и вы съ нимъ потолкуете.
— Хорошо. И синьора Лоренца будетъ завтра тутъ?
— Синьора Лоренца? Не знаю. Разв это васъ интересуетъ? Имйте въ виду, что синьора Лоренца прекапризное существо и никогда не можетъ сказать, что она будетъ длать черезъ минуту.
— Будемъ надяться, что завтра мы увидимся. Итакъ, до завтра.
Лоренца сморщила носъ и присла, при чемъ Іосифъ замтилъ, что двушка немного хромаетъ на лвую ногу. Давъ покупателю отойти нсколько шаговъ, она окликнула его:
— Послушайте, господинъ въ зеленомъ кафтан! Вы не думайте, что я совсмъ глупая двочка, и меня можетъ провести любой молодчикъ. Мн уже пятнадцать лтъ, и я отлично понимаю, что вы вовсе не Бальзамо и даже не Іосифъ.
— А кто же я по-вашему?
— Вы — графъ!
— Отлично. Какъ же моя фамилія?
— Фамилія? Ахъ… да… фамилія. Ну, хотя бы Каліостро.
— Почему же именно Каліостро? — спросилъ Іосифъ, раздувая щеки оть смха.
— Не смйтесь, пожалуйста. У меня есть тетка Каліостро.
— Графиня?
— Ахъ, нтъ! Если-бъ она была графиней!
— Что же бы тогда было?
— Я была бы графининой племянницей! Нтъ, правда, вы не отпирайтесь, что вы — графъ. Я это вижу по глазамъ. Только вы — скупы и, думая, что отецъ возьметъ съ васъ дороже за то, что вы — графъ, скрываете свой титулъ. Вотъ и все! Но я васъ выдамъ пап, будьте уврены.
— Какъ вамъ угодно. До свиданья, синьора Лоренца.
— До завтра, графъ.
— Каліостро?
— Каліостро.
Оба разсмялись, но на слдующее утро Лоренца, дйствительно, представила Бальзамо какъ графа Каліостро, и литейщикъ даже сталъ разспрашивать, не въ родств ли молодой человкъ съ ихъ теткой Цезариной Каліостро. Кольцо
Іосифъ купилъ, но на слдующее утро пришелъ на эстраду Пеллегрини опять, уже въ качеств простого знакомаго. Лоренца въ одинъ изъ визитовъ Іосифа сказала:
— Синьоръ графъ, у меня есть къ вамъ маленькая просьба.
— Въ чемъ дло, синьора?
— Скоро настанетъ карнавалъ, любимое мое время… Я всегда гуляла съ нашимъ знакомымъ мдникомъ Труффи, но онъ такъ лнивъ, безтолковъ и неповоротливъ, что это отнимало для меня почти всю прелесть веселой прогулки… Вотъ если бы… впрочемъ, это слишкомъ большая для меня честь!..
— Вы хотите, крошка, чтобы я васъ сопровождалъ во время карнавала?
— Нтъ, нтъ. Я просто такъ сболтнула… я не подумала. Не обращайте вниманія.
Лоренца притворно краснла, опускала глаза, стыдилась, но по лукавой улыбк видно было, какъ ей хотлось, чтобы Бальзамо понядъ ее и самъ предложидъ свое общество для веселыхъ дней маслениды. Лоренца присла и прибавила: