Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро

— Прекрасный, вполн достойный! — съ удареньемъ подтвердилъ Швандеръ. — Но иногда легкомысленно судитъ о нкоторыхъ вещахъ и людяхъ, которые вполн заслуживаютъ боле серьезнаго и осмотрительнаго отношенія къ нимъ!

— Вы отлично говорите, но я думаю, что въ вещахъ важныхъ именно эта-то осмотрительность и руководитъ всегда майоромъ.

Графъ очевидно начиналъ нриходить въ волненье и даже нкоторый гнвъ. Осмотрмвшись, онъ говоритъ:

— Меня удивляетъ ваше недовріе, госиода. Когда я снабженъ такими письмами отъ обществъ…

— Вы ихъ показывали и въ Кенигсберг?

— Конечно!

— И, однако, они не убдили майора!

Каліостро только мигнулъ глазами и продолжалъ:

— Я прізжаю въ дикую и варварскую страну…

— Позвольте, господинъ гость! Не слдуетъ порочить тхъ людей, которые оказываютъ вамъ гостепріимство. Мы вовсе не такъ дики, какъ вамъ угодно думать: у насъ есть посвященные и общество; кром того, почтенный докторъ Штаркъ уже давно преподаетъ намъ церемоніальную магію.

— Церемоніальная магія! — нетерпливо воскликнулъ графъ и обернулся.

На порог стояла Анна-Шарлотта Медемъ, окруженная тми же д'тьми. Каліостро быстро подошелъ къ нимъ.

— Тутъ есть какой-нибудь ребенокъ нездшній?

— Какъ нездшиій? — спросила Шарлотта, — они вс изъ Митавы.

— Я хотлъ сказать, не изъ этого дома.

— Вотъ маленькій Оскаръ Ховенъ. ему давно пора домой! — отвтила двушка, выдвигая впередъ мальчика лтъ шести.

— Нтъ! — проговорилъ тотъ упираясь.

— Какъ, ты не Оскаръ Ховенъ?

— Не надо домой!

— Пусть онъ останется на полчаса! — сказалъ Каліостро и затмъ продолжалъ властно, будто отдавая приказаніе — остальныя дти пусть удалятся. Пошлите письмо къ г-ж Ховенъ, пусть узнаютъ, что она длала въ семь часовъ, подробно и точно. Здсь все свои?

Медемъ молча наклонилъ голову въ знакъ утвержденія.

Заперевъ двери, Каліостро положилъ руки на голову малепькаго Оскара и поднялъ глаза къ пебу, словно въ мысленной молитв. Затмъ произнесъ страннымъ голосомъ, совсмъ не тмъ, что говорилъ до сихъ поръ:

— Дитя мое, вотъ книжка съ картинками, ты увидишь тамъ маму. Говори все, что замтишь.

При этомъ онъ об руки сложилъ тетрадкой и помстилъ ихъ ладонями къ глазамъ малютки. Тотъ вздыхалъ и молчалъ, его лобъ покрылся испариной. Было такъ тихо, что было слышно, какъ по-трескиваютъ восковыя свчи на карточномъ стол, и тихоньковорочается собака.

— Говори! — повторилъ Каліостро еле слышно.

— Мама… мама шьетъ, и сестрида Труда шьетъ. Мама уходитъ, кладетъ шитье, подвигаетъ скамеечку подъ диванъ… сестрица одна… ай, ай! Что это съ сестрицей? Какъ она поблднла… держитъ руку у сердца. Вотъ опять мама, она цлуетъ Труду, помогаетъ ей встать… А вотъ пришелъ Фридрихъ… онъ въ шапк… кладетъ ее на сундукъ… обнимаетъ маму… Труда улыбается… Фридрихъ очень красный…

Ребенокъ умолкъ. Вс оставались неподвижио на мстахъ, часы тикали. Лицо мальчика перестало быть напряженнымъ, и онъ заснулъ спокойно. Въ двери постучали.

Въ письм г-жи Ховенъ было написано: «Въ семь часовъ я шила съ Гертрудой, потомъ вышла по хозяйству. Вернувшись въ комнату, я увидла, что съ дочерью сердечный припадокъ, она была страшно блдна и рукою держалась за сердце. Я очень испугалась, стала ее цловать, стараясь перевести въ спальню. Тутъ совершенно неожиданно для насъ вошелъ Фридрихъ, который вернулся изъ имнія раньше срока, и котораго мы считали за десять верстъ отъ Митавы. Дочери стало легче, такъ что она даже стала улыбаться. Тутъ пришелъ вашъ посланный, и вотъ я пишу».

Медемъ читалъ письмо вслухъ. Не усплъ онъ его окончить, какъ Шарлотта черезъ всю комнату бросилась къ

Каліостро, смясь и плача стала цловать ему руки и колни, восклицая словно изступленная:

— Дождались, дождались! О, учитель! Какой счастливый день!

— Милое дитя! — нжно сказалъ Каліостро, цлуя Шарлотту въ лобъ и поднимая ее съ пола.

Графъ Медемъ почтительно подошелъ къ Каліостро и скаэалъ, наклопяя голову:

— Учитель, простите ли вы нашу недоврчивость, наше сомнніе? Поврьте, только желаніе искренняго разсмотрнія и добросовстность заставили насъ не сразу раскрыть сердца. Дни лукавы, а враговъ у братьевъ не мало.

3

Порывъ Шарлотты никого, повидимому не удивилъ. Она была извстна, какъ двушка экзальтированная, порывистая и перемнчивая. Обладая острымъ, слегка насмшливымъ умомъ, прекраснымъ и благороднымъ сердцемъ, дтскимъ и мечгательнымъ характеромъ, она пользовалась большимъ вліяніемъ не только въ семейномъ кругу и у митавскихъ масоновъ, но у многихъ людей, даже мало ее знавшихъ, такъ что ея мннія и поступки иногда служили совершенно неожиданными примрами. Но въ кружкЪ Медемовъ перемны настроеній непостоянной Шарлотты дйствовали, можетъ-быть, боле, чмъ слдовало, и отражались неизмнно какъ давленіе атмосферы на барометръ, такъ что Каліостро даже самъ не предполагалъ, какую одержалъ побду, покоривъ сердце двушки.