– В изоляторе! Выводит эту вашу отраву естественным путем, – Ирма хохотнула, но тут же весьма зловеще хрустнула пальцами. – Когда-нибудь я этого террориста хвостоногого на сумочку пущу. Это кто ж смешивает зелья по формуле, воспроизведенной студентом? Да там N в двадцатой степени превышено было, а нам теперь неделю этого бешеного караулить, пока концентрация снизится. – Она перевела на меня взгляд и шикнула: – Иди давай отсюда, повелитель погоды!
Доводить наш скудный медперсонал не рекомендовалось, поэтому я с трудом встал, нашарил под кроватью какие-то тапки и бочком-бочком пополз в коридор. Та-а-ак, значит, минимум неделю Сережа не будет ко мне лезть. Это хорошо. Через неделю он выйдет и тогда мне станет плохо. Я припомнил, что Ирма еще говорила, и встал как вкопанный перед лестницей.
Повелитель погоды?!
Я же ничего опять не испортил?
И в тот же миг меня едва не сдуло – из распахнутого окна в конце коридора тянуло таким ледяным сквозняком, что тело тут же покрылось то ли мурашками, то ли сосульками.
Кое-как доковыляв до окна, я выглянул наружу. Все вокруг покрывал толстый слой снега: скамейки и кусты напоминали о себе лишь едва заметными кочками. Две ошалевшие от погодного катаклизма вороны примерзли к столбам, остальных видно не было, хотя обычно их тут в изобилии. Да и в целом в Академии Небытия погода всегда стояла примерно одинаковая, в меру теплая и сухая… А тут настоящая зима, совсем как у меня на родине. И пусть с прошлой жизнью меня связывала только пара сухих фактов о ней, но я не смог отказать себе в удовольствии и с наслаждением, можно сказать, ностальгией, втянул носом бодрящий морозный воздух. И чуть не подавился, вспомнив, как не так уж и давно весь факультет колбасило от мороза до жары, когда поломался контроль над метеобашней. Только не говорите мне, что я…
Ничего не подозревая о моих страданиях, на площади перед холлом студенты уже вовсю играли в снежки, особенно отличалась компания, которую в прошлый раз и наказали на нарушение погодного режима. Один, в щегольском голубом камзоле, щупальцами ловко сгребал снег и сворачивал идеально круглые снаряды. Его тощий товарищ в растянутом свитере скатывал огромный шар и периодически отбивался. Морис Фрей и Рэнди Салливан – вот бы и мне быть такими же классными, как они, и ничего не бояться.
– Студент Хансен, в ректорат! – Сзади незаметно подплыла тучка и чувствительно ужалила меня молнией пониже спины.
– Да что ж за день сегодня такой! – взвыл я и, понуро свесив голову, поплелся в ректорат… По пути попал под обстрел, собрал больничными тапками снега на целую бабу, замерз и даже немножечко посинел. В какой-то момент, повернув голову, чтобы уберечь глаза от чьего-то снежка, я увидел Мирию в компании подруг: она смеялась и что-то весело говорила им. Меня она, конечно, снова не заметила.
Ректорская башня сияла наледью, как хрустальная, и я вскоре понял, почему. Миллхаус злобно плюнул огнем в окно, лед растаял и снова схватился, еще прозрачнее и красивее предыдущего.
Секретарь главного выглядела не лучше меня – шерсть торчком, уши дрожат, на руках перчатки, и только наманикюренные коготки торчат наружу. Перед ней стояла огромная чашка малинового чая, исходящая паром и дивным ароматом ягод.
– Заходите, вас ждут, – сообщила Людочка и тоненько чихнула.
Я помялся на пороге, но перед смертью не надышишься, и, собрав остатки смелости в кулак, вошел внутрь.
Я же не забыл сказать, что ректор у нас – огнедышащий дракон?
Так вот, в этот снежный денек дракон был явно не в духе, из пасти то и дело вырывались огненные язычки, а вокруг было темно от дыма. Я испуганно попятился.
– Господин… Дрей?
– О, Отто! Скажи мне, пожалуйста, что бывает за порчу академического имущества в очень больших размерах? – прорычал огромный золотой ящер, но потом сжалился над трясущимся мной и, вернувшись в человеческий облик, продолжил: – А еще за нескольких травмированных в гололед студентов?
– Ничего хорошего?
Про пункт о порче имущества из Устава я кое-что помнил – частенько приходилось освежать в памяти, – а вот про травмы совсем ничего.
– Вот именно, мальчик мой! Ты уже не первый день учишься, хорошо себе представляешь масштабы.
– Трагедии? – робко уточнил я.
– Одиночной камеры!
Этого стоило ожидать. Уткнувшись взглядом в сырые тапочки на три размера больше необходимого, я все-таки спросил:
– Может, расскажете, что было после моего столкновения с метеобашней?
– Ну, ты героически прилег у ее основания, а у нашего юного оборотня, благодаря экспериментальной формуле Ллейшаховской отравы, тестостерон зашкалил, и он разгромил все, что попалось под руку. В том числе и многострадальный пульт управления. Теперь у нас незапланированная зима на месяц или больше, пока к нам не придут нужные запчасти. А зная этих китайцев, могут и совсем не прийти… – пробурчал Миллхаус и тряхнул длинной челкой. – А я хоть и по жизни хладнокровный, но больше предпочитаю приятное тепло вместо этой Антарктиды!