Что за девушка

Телефон жужжит новым сообщением Хайрама: «У тебя все в порядке, Джунипер?»

У меня так дрожат руки, что сложно печатать.

«Все нормально», — пишу я, хотя это не совсем правда.

«Я не должен был давать тебе таблетки, — отвечает Хайрам. — Я здесь, если захочешь поговорить».

Почему Хайрам так добр ко мне? Потом я вспоминаю: скорее всего, потому, что так он больше понравится Майе. Он не знает, что случилось на «Большой ночи». Он не знает, что Майя теперь наверняка меня ненавидит.

Но он же вчера прикрыл меня перед Майей насчет таблеток. Я представляю, как он сидит один в своем огромном доме — папа на работе, мама за городом, все одноклассники на «Большой ночи». Как я в Новый год и в День святого Валентина.

Хайрам, конечно, говорит, что готов меня выслушать, но если я расскажу, что сегодня случилось, он возненавидит меня за то, как я поступила с Майей. Как и Тесс возненавидит меня, если узнает, какая я на самом деле. Она никогда больше не скажет: «Я тебя люблю».

«Спокойной ночи», — быстро печатаю я. Откладываю телефон и переодеваюсь в пижаму. Я швыряю одежду под кровать, потому что знаю, что не захочу ее завтра видеть — напоминание обо всем, что сегодня пошло не так.

Все это крутится у меня в голове: что я сказала, что услышала, что сделала. Без порезов мне приходится лежать и обижаться на Майю за то, что она не сказала мне про Хайрама. Стыдиться того, что я ей наговорила. Винить себя за то, что я тоже что-то от нее скрываю. Терзаться из-за того, как я позорно сбежала из машины Тесс. Не сомневаться в том, что Тесс больше никогда не даст мне второго шанса. Сомневаться, что я хочу этого второго шанса.

Когда я была маленькой и мне нужно было делать прививку, мама так крепко сжимала мою ладонь, что становилось больно. Она говорила, что это для того, чтобы отвлечь меня от боли укола.

Может, порезы — то же самое. Способ отвлечься от всей остальной боли, которая меня окружает.

Воскресенье,16 апреля

МАЙЯ

Когда я добираюсь дома, на часах уже больше двенадцати. Я не осталась на вечеринке, а села в мамину машину и уехала прочь, на холмы. Я притормозила у дома Хайрама, как будто думала, что могу случайно с ним встретиться. Но если он и был дома, то за крепкими воротами. В конце концов я вдавила газ и отправилась дальше.

Сейчас я захожу в ванную и склоняюсь над унитазом. За те месяцы, когда мы были вместе, Майк ни разу не сказал прямым текстом, что я толстая. Но было что-то такое в том, как он держал меня за локоть, обнимал меня — как будто во мне было слишком много кожи, тела, слишком много того, во что можно было вцепиться.

Я блюю. Я не ела несколько часов, так что выходит мало. Немного выпитого на вечеринке. Немного воды. Может, зубная паста, потому что я почистила зубы перед выходом из дома. Может, капелька помады, потому что я кусала губы, пока ехала за Джуни.

Я встаю и смываю воду. Мою руки. Чищу зубы (снова). Переодеваюсь в пижаму и ложусь в кровать. Когда мы только начали встречаться, я обнимала подушку и представляла, что это Майк. Я очень скучала по нему и страшно злилась, что мы не можем и ночи тоже проводить вместе. Мне вспоминалась одна из папиных любимых песен о том, как люди влюблены друг в друга, но слишком молоды, чтобы проводить вместе сутки напролет. Слишком молоды для того, чтобы просыпаться рядом каждое утро. Слишком молоды для того, чтобы всю ночь проводить в объятиях друг друга. Ну вот как «Бич Бойз» — за много лет до того, как я родилась, до того, как мы с Майком встретились и полюбили друг друга, — так хорошо знали, что именно я чувствовала?[4]

Ну вот опять эта песня крутится у меня в голове. Даже сейчас. После всего, что было.

Я скидываю с ног одеяло.

Почему я хотела провести с ним ночь даже после того, как он меня ударил?

Потому что я — девушка, которая остается.

Но если я любила его, почему изменила ему с Хайрамом?

Потому что я шлюха.

Но если я не любила его, то почему так скучала по нему ночами?

Потому что я — девушка, которая остается.

Почему я скучаю по нему сейчас?

Потому что я — девушка, которая возвращается.

Я сажусь в кровати. По Хайраму я тоже скучаю. Не так болезненно, как по Майку. Это чувство не такое тяжелое. Уверена, если я попрошу, Хайрам тут же приедет, даже посреди ночи. Он вскарабкается по дереву за моим окном и залезет внутрь. Если я попрошу, он всю ночь проведет со мной. Он не поцелует меня, если я не захочу. Он дождется, пока я сама его поцелую, а не наоборот.

Я тру глаза ребром ладони. На пальцах все еще ощущается запах рвоты.

Несколько месяцев подряд Майк говорил мне, что хочет всегда быть вместе. Он каждый день держал меня за руку у всех на глазах и целовал на прощанье, когда мы расходились по разным классам. И все равно я чувствовала отчаяние, как будто могла в любой момент его потерять.

Может, потому что знала — знаю, — что он не пришел бы, если бы я позвала. Он бы сказал, что ему нужно отдохнуть перед завтрашним забегом. Он бы даже разозлился, что я вообще позвонила, что разбудила его. Я бы извинилась, конечно, но было бы слишком поздно.