Что тогда будет с нами?..

– А четыре тысячи семьсот одиннадцать – это номер дома, в котором его производили. Запах свежести и чистоты, правда? – радостно воскликнула довольная своей просветительской деятельностью мама-дама.

– Здорово как! Я не знала. Спасибо, – отозвалась Волька.

Мама щедро окропила новый ватный диск кёльнской водой и протянула Вольке:

– Вот, это вместо умывания. И чисто сразу, и свежий запах.

– Спасибо, – поблагодарила Волька и вновь поймала взгляд «просто Марии». Той явно тоже хотелось понюхать аромат чистоты.

Волька потихонечку встала с кровати и осторожно подошла к Марии Леонидовне:

– Вот, попробуйте!

Она повернулась к щедрой дарительнице и пояснила:

– Я только что из душа. Вымылась. А Мария Леонидовна еще не была.

– Ах, я бы еще дала попробовать, простите меня, пожалуйста. – Дама совершила еще один ритуал с ватным диском и протянула его Вольке: – Вот, возьми, пожалуйста, умница.

Волька поблагодарила и протерла ваткой лоб и руки. Пахло обалденно!

– А тебе сколько лет?

– Скоро восемнадцать, – ответила Волька.

Она наконец улеглась, понимая, что отлежаться ей все-таки придется: голова кружилась, в ушах звенело.

– А где ты учишься? – не унималась дарительница аромата.

– В мед поступила, на стоматологию.

– Ты будешь стоматологом?! – последовал восторженный вопрос.

– Я хочу быть челюстно-лицевым хирургом. Но я пока только поступила. Там видно будет.

– Ах, какая специальность! Прекрасная! А как тебя зовут?

– Воля, – устало ответила Волька.

– Воля? – Удивлению дамы не было предела. – Какое интересное имя. Я никогда не встречала девушек с таким именем.

– Воля, – подтвердила Волька. – Есть такое имя, и моя мама меня им назвала.

* * *

– Воля… Воля… Волечка, – бормотала девушка с синими кругами под глазами.

– Просыпается! – послышался непонятно какой – мужской или женский – голос. – На волю просится.

Просыпаться Лене не хотелось. Пусть хоть пристрелят к чертовой матери. Надоело. Они изначально запретили спать. И она поначалу старалась, а потом плюнула. Когда приходил сон, это было лучше всего. Страх и страдания отступали. А силы надо было беречь. Она не могла просто так погибнуть, она была нужна маленькому беззащитному человеку – собственной дочери Вольке.

Девушка поняла, что все-таки проснулась, но решила не открывать глаза: лучше темнота, чем тот ужас, который стоял перед глазами все эти дни. Но как же жаль, что сон ушел! Если придется умереть, то лучше всего во сне. Она всегда так думала, еще когда читала всякие грустные книги, в которых героям предстояло погибнуть.

Она была такая счастливая! Это она теперь понимала. Всю свою жизнь до этого ада она была невероятно счастливой, везучей, настоящим баловнем судьбы. Все вокруг ее любили – к этому она привыкла и не представляла себе, что может быть иначе. Она про себя знала, что родилась для счастья. И она сама излучала счастье и радость, поэтому у нее всегда было полно друзей. У них дома вечно собирались компании – сначала детские, тогда родители придумывали им всякие игры и викторины с призами, а потом и старшеклассники, и университетские друзья-приятели приходили. Родителям на этих вечеринках появляться не полагалось. А те, все понимая, уходили в гости или уезжали на дачу, предварительно обеспечив гостям угощение. С родителями ей тоже невероятно повезло: у них было потрясающее чувство юмора, оптимизм и понимание нового поколения. Мама была школьной учительницей, ученики ее обожали, папа – врачом, офтальмологом, вернувшим зрение огромному количеству людей. Леночке было чем гордиться. А родители гордились своей дочкой: она легко училась, не капризничала – легкий и светлый человек. И поступила в МГУ на романо-германский факультет с первого раза, легко. Там же, в университете, познакомилась с прекрасным мальчиком с биофака из прекрасной же семьи.