Что-то пошло не так

– Ну-с, молодой человек, давайте знакомиться. Владимир Иванович я, Володя. А вас, я так понимаю, Богданом нарекли? Я на «ты», если не обидишься, буду? По возрасту ты мне в сыновья годишься, да и обстановка сейчас такая, что ни к чему условности. Я про тебя уже наслышан. Ты ведь со Львова к нам пожаловал? Красивый город, интересный, когда-то приходилось бывать…

Увидев удивление в глазах Богдана, его сосед улыбнулся:

– О тебе Савва доложил, да и Таня словечко доброе замолвила… Ещё дома… Даже не думал, что посчастливится увидеться. Она все переживала, куда ты исчез, как сквозь землю провалился. А ещё я разговор ваш слышал. Сил не было показать, что слышу, понимаешь, глаза не мог открыть, ресницами пошевелить… Пренеприятнейшее, признаюсь, состояние.

Ну, а сейчас вроде все, вроде отпустило маленько, полегчало… Даст Бог, выкарабкаюсь, и не такое случалось. Вот и тогда, когда с Татьяной познакомился, тоже не мёд был, это она, жалея меня, не все тебе выложила. То, что я худой был, это ещё мягко сказано! Кощея знаешь? – хитровато прищурившись, спросил Владимир Иванович. – Так вот, он – писаный красавец по сравнению со мной! Приболел я дюже тогда, в шахте сквозняков нахватался, а молодой, ретивый был, думал, сам выкручусь, своими силами… Недели две температурил, пока ребята силой в медпункт не отвели. Пришлось чуток в больнице поваляться, как сейчас…

Володя прервал рассказ и закрыл глаза. Дыхание его стало частым, прерывистым, лоб покрыла испарина, словно он только что тяжело работал или бежал кросс. Украдкой рассматривая мертвенно-бледное, будто пергамент, лицо соседа, его заострённый нос, капли пота над верхней губой, Богдан уже не надеялся услышать продолжение истории, когда Владимир открыл глаза и снова заговорил:

– Так о чем я тебе толковал? Ага, на следующий день мы к Ольге пошли, к сестрице её старшей, благословенья вроде как просить. Оля уже домашняя была, пристроенная, хозяйственная такая, деловая: при муже, при детях, свекровь со свекром рядом… Как увидела она меня, сразу мужика своего куда-то послала, а сама давай Таню уговаривать с замужеством не торопиться, лучшей партии подождать.

Представляешь, и это все при мне, не стесняясь, притом не в самых лучших, так сказать, выражениях, словно я и не человек вовсе, а так… вроде мебели. Потом Олин муж вернулся, а с ним – брат его двоюродный, важный такой – хозяин… У него, скорей всего, на Таню вид имелся. Чуть не побили они меня тогда… Взаправду! Хорошо, Татьяна характер проявила, успокоила. Родственнички, однако!.. Потом, правда, к консенсусу пришли – свояк весьма приятным человеком оказался. Да и брат его ничего, быстро в обстановке разобрался… Мы потом даже дружили некоторое время, семьями.

Владимир Иванович рассмеялся, вспоминая комичность ситуации, но потом серьёзно произнес:

– Я иногда вот думаю – зря связалась она со мной… Понимаешь, голос у Тани редкий, уникальный. Ей бы учиться продолжать, да в певицы, а не в повара… А тут ещё дети пошли друг за дружкой… Сказал ей об этом однажды, а она обиделась, глупенькая, мол, избавиться от неё хочу. Как дитя малое, обиделась…

Мужчина довольно улыбнулся. Было видно, что и сейчас, спустя почти полвека, он влюблен в свою супругу и гордится ею.

– Она такая – все может! Обижается, что в ополчение не берут, а сама, знаешь, как помогает?! И борщи для потерявших жилье варит, и каши, и одежду с подругами собирает, людей одиноких пристраивает… У них даже штаб есть свой, женский, где они дела разные обсуждают. Все наши, Богдан, в ополчении – и мы, и дети наши, и знакомые… Всем миром свой дом защищаем, всем миром.

У соседей, в Луганске, представляешь, армией немец командовал! Да-да, самый настоящий немец… Лёша, правда, в Стаханове родился, но уже лет двадцать, как в Германии живет, то есть, жил. Когда у нас это случилось, приехал помогать… Хороший он человек, со стержнем. Настоящий.

И в Украине, там, в той Украине, Богдан, тоже люди всякие… Разные люди… Как и всюду – разные. Да что я тебе буду рассказывать – сам знаешь, как и то, что многие не ведают, что творят. Иногда мне кажется, что заблудились они, заблудились по самое некуда, с дороги сбились, а вот как выбраться – не понимают. Вроде котят слепых – куда идти не знают… Суетятся, мечутся, из стороны в сторону бросаются, а выйти не могут – направление потеряли…

«Разные… Это верно, – молча соглашался с Владимиром Ивановичем Богдан. – И что суетятся-мечутся – тоже верно. И что с дороги сбились – правда, вот только как выход найти? Как из этого страшного лабиринта выбраться?»

–…А мы политикой, Богдан, не занимались. Работали, детей рожали, на ноги их поднимали… Кто мог подумать, что такое будет? Я даже в самом страшном сне не мог себе представить, что к нам придёт война…

Начавшийся обход прервал их разговор. Доктор на удивление рассеянно отправил на перевязку Владимира, отпустил медсестру и, тщательно закрыв за ней дверь палаты, устало опустился на стул возле Богдановой кровати.