В то время как психолог Юнг жалуется на исключение сознания, забвение души, как он его называет, в картине нашего мира, я, напротив, а может, в дополнение, хотел бы процитировать выдающихся представителей более пожилых и скромных наук, физики и физиологии. А они констатируют следующий факт: «научный мир» стал настолько объективным, что в нем не осталось места сознанию и его непосредственным ощущениям.
Возможно, читатели помнят «два письменных стола» А. С. Эддингтона[59]: один – привычный старый стол, за которым он сидит, положив руки на столешницу; другой – научное физическое тело, не только лишенное каких-либо чувственных качеств, но и испещренное дырами. Бо́льшую его часть занимает пустое пространство, ничто, в котором раскиданы бесчисленные крохотные точки нечто, вращаются электроны и ядра, неизменно разделенные расстояниями, по крайней мере в 100 000 раз превышающими их собственный размер. Противопоставив эти два стола друг другу в своем чудесном утонченном стиле, Эддингтон подводит итог:
«В мире физики мы – зрители театра теней на представлении, которое дает привычная жизнь. Тень моего локтя покоится на тени стола, тень чернил изливается на тень бумаги… Откровение, что физическая наука имеет дело с миром теней, является одним из самых значимых среди наших последних достижений»[60].
Прошу обратить внимание, что самые недавние наши достижения не имеют отношения к приобретению миром физики теневого статуса. Она обладала им еще во времена Демокрита и даже раньше, однако мы об этом не догадывались. Мы думали, что имеем дело с миром как таковым; такие выражения, как модель или образ для абстрактных научных конструкций, возникли, насколько мне известно, только во второй половине XIX века.
Позднее сэр Чарльз Шеррингтон опубликовал свой монументальный труд «Человек и его природа»[61]. Эта книга пронизана подлинным поиском объективных доказательств существования взаимодействия между материей и сознанием. Я подчеркиваю эпитет «подлинным», поскольку лишь при помощи серьезных, искренних усилий можно предпринять поиск, который самому тебе заранее кажется безнадежным, поскольку (вопреки распространенному убеждению) его предмета не существует. Краткий итог приведен на с. 357:
«Таким образом, сознание, все то, что может постичь восприятие, в нашем пространственном мире – слабее призрака. Невидимое, неосязаемое, это даже не контур объекта – это вообще не объект. У него нет чувственного подтверждения – и никогда не будет».
Я бы перефразировал это так: сознание воздвигло объективный внешний мир натурфилософа из своего собственного материала. Оно могло справиться с необъятной задачей лишь одним способом: упростить ее путем собственного исключения – отстраниться от абстрактного творения. Соответственно, творец находится за пределами этого мира.
Невозможно передать все величие бессмертного труда Шеррингтона посредством цитат. Каждый должен прочитать его сам. Однако я приведу несколько более частных случаев.
«Физическая наука… заводит нас в тупик, утверждая, что сознание не может само по себе играть на фортепьяно, не может само по себе шевелить пальцем или рукой.
Потом мы оказывается в тупике – сталкиваемся с провалом на месте того, как сознание управляет материей. Непоследовательность заставляет нас пошатнуться. Это непонимание?»
Противопоставьте эти выводы физиолога-экспериментатора XX столетия простому утверждению величайшего философа XVII века, Бенедикта Спинозы («Этика», часть III, положение 2):
[Ни тело не может побудить сознание думать, ни сознание – побудить тело двигаться, или отдыхать, или делать что-либо еще (если таковое действие существует).]