Что такое Израиль

Из моей волны 1970-х годов упомяну несколько интересных имен. Юрий Милославский, лучший израильско-русский прозаик (уехал в Америку), Анри Волохонский и Леонид Гиршович (уехали в Германию), Давид Маркиш, Майя Каганская, талантливая, но безумная эссеистка, автор замечательной книги «Десятый голод» Эли Люксембург, Владимир Фромер, поэты Михаил Генделев, Савелий Гринберг, Александр Верник, Владимир Глозман. Из художников и скульпторов стоит упомянуть Михаила Гробмана, Иосифа Якерсона, Иру и Яна Рейхваргер (Раухвергер), Аарона Априля, Эдуарда Левина, Александра Окуня, Валерия Шора, Бориса Юхвица и других. Хореограф Александр Лифшиц организовал свой балет. Из кинорежиссеров моей волны остался в Израиле только Михаил Калик. Виктор Норд, Илья Габай, Слава Цукерман («Жидкое небо») работали в Израиле, пока не уехали в Америку.

Большинство русских иммигрантов опасается палестинцев. Впрочем, это черта новых приезжих на Востоке. Описывая общество крестоносцев, Рансимен пишет: «Со старыми крестоносцами можно было договориться, только новоприбывшие с Запада мешали возникновению дружбы. Иммигранты, приехавшие воевать за торжество креста, с их нетерпимостью и грубостью, постоянно подрывали политику государства крестоносцев по отношению к арабам». Новые иммигранты наших дней, как и тысячу лет назад, видят в местном сарацине врага.

Новые иммигранты столкнулись с враждебностью – или в лучшем случае равнодушием – израильского общества и инстинктивно стали искать общий знаменатель, что-нибудь объединяющее их с израильтянами. Общий знаменатель израильского общества – это не позитивные ценности, но ненависть, ненависть к арабам.

К левым русские не могли прийти, потому что левые партии представляют и объединяют «израильтян», коренное, зажиточное еврейское население. Прием в левые партии завершен в 1948 году. Может быть, поэтому левые в Израиле – это вымирающие динозавры.

Не могла не повлиять на русских и общая фашизация страны. Ведь фашизм возникает в обществе, лишенном подлинных корней, в условиях нарушения органической ткани социума. Пока существовало реальное германское общество, немцы были далеки от всегерманского национализма. Когда ткань общества была повреждена, они стали искать в национализме и в германском мифе панацею, способ восстановления повреждений. Стоит ли говорить, что эта панацея мнимая?

У патриотизма и национализма есть альтернатива, прекрасно сочетающаяся с гуманизмом, – любовь не к воображаемой общей родине, России ли, Америке, Франции, Ирландии, Палестине, но к реальной Матере, Йокнапатофе, Оку, Дублину, Джифне. Человек, думающий о конкретных селах и конкретных людях, а не о всенациональных абстракциях, никогда не стал бы оправдывать изгнание палестинцев, потому что увидел бы, что речь идет об изгнании обычного, немифологического Ахмеда из обычной, немифологической Тантуры.

Местное существует, в отличие от общего абстракта. Именно в нем, а не в национальной историософии заключается альтернатива отчуждающему и нивелирующему влиянию века. Ничего хорошего не получается в наши дни из попыток мифологизировать страну и народ: ни в попытках воскрешения Римской империи при дуче, ни в рифмах «Россия – Мессия», ни в наших, израильских, усилиях реализовать с помощью автоматов и грузовиков пророчества Исайи и Амоса. Но я спорю с мифологизаторами не от имени великого космополитического всемирного целого и единой семьи народов, но во имя отдельности людей и сел. Поэтому я предпочитаю «местного» Фолкнера всеамериканскому Рэмбо, «местного» Распутина – всероссийскому Солженицыну, «местного» крестьянина Иудейских гор, творящего оливковое масло, – всеизраильскому патриоту из поселения.

Национализм торжествует именно тогда, когда погибает подлинное, местное ощущение человека, когда ослабевают его связи с Тосканой, Рязанью, Текоа. Тогда ему нужны идеалы Италии, России, Израиля.

Из жизни русских эмигрантов исчез конкретный, местный элемент: эмигранты оказались патриотами страны, не будучи патриотами своего села, города, поселка, проще говоря, стали патриотами без корней. Ведь недаром Одиссей тосковал не по Элладе, а только по родной Итаке.