Для остающихся – арбузные радости у Дамасских ворот, где на столиках под навесами высятся груды полосатых зелено-черных шаров. Огромные телевизоры бесконечно показывают египетские видеофильмы, звучит восточная музыка, вьется шашлычный дым, идет еврейско-арабское веселье под арабской эгидой. Лучшие арбузы – галилейские, растущие привольно, бестеплично и бесполивно. В эти дни весь Иерусалим хлюпает сахарной мякотью.
Интересная это вещь, влияние места. Казалось бы, не так давно – одно-два поколения назад – поселились наши иерусалимцы в Святом городе, но он повлиял на них. Для иерусалимца Тель-Авив – это почти заграница, вместе с городами и селами Побережья. То же ощущение свойственно палестинцам Нагорья, но как оно возникло столь быстро у людей, отцы которых приехали из-за моря? Так или иначе, у иерусалимцев при спуске с гор возникает желание показать паспорт – настолько несхожи Нагорье и Побережье, Иерусалим и Тель-Авив.
Поэтому даже летом иерусалимцы редко едут к Средиземному морю – предпочитают купаться в плавательных бассейнах (самый модный – в отеле «Кинг Дэвид», «Царь Давид», самый демократичный – в Немецкой слободе) или ездить к Мертвому морю, на восток. Тельавивцы считают, что жители Иерусалима просто не умеют плавать.
Иерусалимцы привыкли беречь воду. Даже в армейских душах можно увидеть солдата, который закрывает кран, пока намыливается. Это, конечно, иерусалимец. Бережливость не ограничивается водой. Иерусалимцы куда более бережливы, чтоб не сказать – скупы, чем прочие израильтяне. Хранят совсем уж старую мебель, хуже едят, реже приглашают друга на обед. Это связано и с низкими доходами: большинство иерусалимцев или служащие, или работники университета. Промышленности, бизнеса в городе почти нет.
Поэтому в последнее время многие иерусалимцы поэнергичнее бегут в Тель-Авив, где выше доходы, где есть театры, бизнес, где живут с открытыми дверями и где можно каждый день купаться в море. Любимая газета иерусалимцев «Коль ха-Ир» опубликовала серию интервью с «беглыми иерусалимцами». Одного из них спросили: где стоит кибуцнику, решившему отведать воли, провести внекибуцный год – в Тель-Авиве или Иерусалиме? Беглец ответил: «В Тель-Авиве он увидит новых людей и обменяется новыми идеями, в Иерусалиме проведет год взаперти в комнатушке в Нахлаот [псевдоартистических экс-трущобах в центре Западного Иерусалима] с кактусом в горшочке на подоконнике и со сборником стихов на полке. В Иерусалиме хорошо жить только онанисту».
Но иерусалимцев это не печалит. Действительно, холостяку скучно в Иерусалиме, но вести холостяцкую жизнь в Святом городе в старину и вовсе запрещалось. Когда мой прапрадед приехал в Святую землю, он поселился поначалу в Иерусалиме, но, поскольку не был женат, в течение года ему пришлось уехать в Тиверию, где не водилось этого обычая, и там он со временем женился, но в Иерусалим вернулся только помирать. Сейчас обычай не жить холостяком больше года в Городе отошел в прошлое, но, конечно, иерусалимский образ жизни больше подходит людям семейным.
Иерусалимцы полны веры в собственное превосходство. Иерусалимский снобизм сравним только с еще менее объяснимым снобизмом городка Кирьят-Тивон, в Нижней Галилее. Не знаю почему, но тивонцы и иерусалимцы помоложе в части снобизма могут посоперничать даже с кибуцниками, которые, как правило, в этом отношении вне конкуренции. С годами снобизм сглаживается, иерусалимец замечает, что для ощущения превосходства нет оснований, и тогда остаются только мелкие особенности, вроде выговора: иерусалимцы говорят «маатаим» (двести) вместо «матаим», как все прочие израильтяне.
Иерусалимский коридор не стал хинтерландом города, территорией, экономически к нему тяготеющей. По-прежнему ближайшая точка для иерусалимцев – это Петах-Тиква и Побережье. С другой стороны, город вспомнил о своем естественном хинтерланде – палестинских деревнях, лежащих к северу, востоку и югу от него. Они посылают в город мужиков на черную работу и баб с овощами на базары. В описании Милославского (автора «Укрепленных городов») это выглядит так: «Женщины в черных с золотом поземельных платьях привозят из окрестных деревень Иудеи продавать в Иерусалим овечий сыр и овечье же кислое молоко… несут к своим лоткам, прилавкам и навесам или проломам в стене зелень, огурцы, коренья». От прочего Израиля Иерусалим так же оторван, как и до начала операции «Нахшон», в ходе которой зачищался Коридор.
Сейчас можно понять, что план интернационализации Иерусалима был наилучшим из возможных для евреев этого города, так же как план раздела – наилучшим для евреев Побережья и Долин, не считая двунационального государства. Если бы не волны массовой эмиграции палестинцев и массовой иммиграции евреев, израильтянам удалось бы сохранить свой эгалитарный этос начала века и понемногу привлечь к себе здоровые силы еврейского народа из-за рубежа в сотрудничестве с палестинцами.