Что с нами происходит?: Записки современников

Вы полагаете, что здесь противоестественные стихотворные эксперименты выдаются за современное синтезирующее сознание. Из вашей статьи я почувствовал, что вы знаете путь спасения для разрушаемой природы, как, впрочем, и для разрушаемой поэзии. Этот путь — возврат к традиции, не приемлющей, как писали вы, «свалки велосипедных рулей» на месте пушкинской «свободной стихии». Не оспаривая вашего права предпочесть Пушкина молодому поэту и даже разделяя вашу тоску по тем чувствам, которые испытал великий поэт, стоя одиноко на прибрежной скале в развевающемся плаще — как увековечили его впоследствии Репин и Айвазовский, — я все-таки рискну вернуться в нынешнюю человеческую реальность. Мне интересно, в какой мере современный человек может испытать нечто подобное тому, что испытывал человек XIX века (круга Раевских), когда он бродил по пустынному берегу, сопрягая тишь далеких лесов с блеском и говором волн, выслушиваемых в божественном уединении? Каким же это образом умудряется наш современник попасть на такое свидание со «свободной стихией»?

Не реальнее ли предположить, что если и выберется он раз-другой в течение жизни на побережье по «профсоюзной путевке», а тем более если рискнет пробиться туда на собственных «Жигулях» по загазованному Симферопольскому шоссе, если при этом он успеет отстоять очередь в кафе, чтобы мысль о том, «где бы пожрать», не отвлекала его от созерцания стихий, — что же подумает такой нормальный современный человек, воззрясь на ожидаемые стихии через головы таких же, как он, граждан, прибывших сюда под командой культработников или газанувших сюда в миллионном потоке колес? Как, предположительно, увидит наш нормальный соотечественник сегодняшнюю «свободную стихию»? Если он увидит ее как свалку велосипедных рулей, я не удивлюсь. И не попрекну этого человека. И не попрекну поэта, который пытается влезть в его шкуру. И не попрекну критика, который пытается всю эту ситуацию осознать как целое: как ситуацию экологической катастрофы, ставшей привычной, как ситуацию «второй природы», вытесняющей «первую» и в самом человеке, как ситуацию «культурной реальности», подменяющей «естественную реальность». Вы пишете, что «объективный смысл всей этой „философии поэзии“ — благословить реальное разрушение природы». Решительно сказано! Я, однако, думаю, что объективный смысл здесь другой. Просто поэты имеют перед собой новую реальность, массовую, небывалую, и понимают эту реальность, понимают ситуацию современного человека. Они исходят из теперешнего состояния жизни, чего и нам желают.