— «Жабыл»! — усмехнулся дед. — Да вряд ли из тебя агроном хороший вырастет. Для агронома скрупулёзность нужна, внимание ко всякой мелочи и усердие, конечно, хождение по полям и в снег, и в слякоть. Ну ладно, поживём — увидим! Да-а-а, много необычного было в те годы, что сейчас по меньшей мере странным может показаться. Учились мы, например, по бригадному методу!
— Как это?
— А? — Дед глянул на меня. — Очень просто: объединяют несколько студентов в бригаду по принципу — слабых присоединяют к сильным, и, пока слабые всех экзаменов и зачётов не сдадут, сильным тоже этих экзаменов и зачётов не засчитывают. Вот так и приходилось работать: за себя да за какого-нибудь ещё Васю ленивого. Потом этот метод отменили — и правильно, я считаю. Каждый взрослый человек должен быть в состоянии сам разобраться в своих делах. Ну, в общем, закончили мы институт. Началось распределение. Мы, с двумя ещё дружками моими, стали как можно дальше проситься. Тогда это почётным считалось — как можно дальше уехать, на самую тяжёлую работу, которую только можно себе представить. «Ну, — нам говорят. — Хотите поехать работать в Казахстан?» — «А дальше, — спрашиваем, — никуда нельзя?» — «Нет, — нам говорят. — Дальше нельзя!» — «Ну хорошо, — со вздохом говорим. — Если дальше нельзя, давайте Казахстан!» Ну, выдали нам дипломы — «корочки», как мы их тогда называли, не знаю, есть сейчас такое выражение или нет, — какие-то деньги на дорогу выдали, и мы отправились. Долго ехали. Приехали наконец в Алма-Ату. Красивый город, больше Саратова и буквально весь утопает в садах. Впервые там увидели, как готовится шашлык: шашлычник надевает мясо на шампуры, над углями кладёт, и запах такой летит — слюнки текут. Ну, съели мы по шашлыку — понравилось нам — и пошли Министерство сельского хозяйства искать. Приходим, нам говорят: «Один из вас должен в министерстве у нас остаться работать. Сами решайте: кто?» Ну, вышли мы в коридор, заспорили.
— Кому оставаться?
— Ну да, только наоборот: оставаться никто не хотел!
— А плохо разве в министерстве?
— А ты бы хотел? — посмотрел на меня дед.
— А почему бы и нет? — подумав, рассудительно проговорил я.
— Вот видишь, — сказал дед. — Какой ты! А мы другие были! Тогда чуть ли не позором считалось чиновником работать, над галстуком и портфелем смеялись все. Сейчас по-другому, конечно, все понимают, что и за столом можно пользу приносить, но тогда никто из нас не соглашался остаться. Решили жребий тянуть: подошли к старичку вахтёру, попросили фуражку его, бросили бумажки туда со своими фамилиями и попросили вытащить одну из них...
— То есть буквально твоя судьба в эту секунду решалась? — сказал я.
— Да не знаю... Не думаю, вообще-то! — ответил дед. — Считаю, что от случайностей в жизни мало зависит. Конечно, могут они влиять на ход событий, но в конце концов каждый человек непременно получает то, чего он заслуживает. Ну, вытащил старик бумажку, развернули мы... Не моя фамилия! Взяли мы под руки дружка нашего, Колю Безверхнего, и, смеясь, наверх повели. «Вот, — говорим, — вам будущий министр!»
— Ну и как, стал он министром?
— Не помню сейчас... но вроде бы нет. Другое только могу сказать: простились мы с другом, с которым четыре года спали бок о бок, и вагоны с углем разгружали, и на лекциях вместе сидели, — простились мы с ним, и больше я в жизни никогда его не видел. И теперь, наверное, уже и не увижу... А увижу — так и не узнаю! — вздохнул дед.
— А куда же он пропал?
— Да никуда, наверное, не пропал, просто не пришлось нам увидеться больше. Жизнь — довольно клейкая штука, влезешь в неё — и не вылезешь. Так и мы: каждый ушёл в новую жизнь, и выбраться из неё и как-то встретиться уже не удалось. Так Коля Безверхний в моей памяти и остался, как мы его, хохочущего и упирающегося, по мраморной лестнице вверх тащим...
— Да-а, — грустно проговорил я.