Что посеешь...

— Да, честно говоря, не очень! — сморщился дед. — К научной работе, к которой я уже стремился тогда, эти годы вроде никакого отношения не имеют... но, впрочем, говорят, напрасно прожитых лет не бывает. Многое и за те годы я прожил, понял, почувствовал. Главное, молодой я был тогда — и тут вдруг оказаться в местности совершенно незнакомой, попасть в жизнь, ничем не напоминающую ту, к которой ты привык. Помнишь, в детстве я ездил в Среднюю Азию, в голодные годы, но тогда я мало что ещё соображал, а тут сознательная уже жизнь началась, и не только жизнь, а работа: с этими загадочными людьми, которые окружали меня и даже по-русски не понимали, надо было каких-то результатов добиваться, успехов! А они даже и не понимали порой, чего ты хочешь от них. Представляешь: седой старец, в халате, в чалме, всю жизнь прожил по своим твёрдым законам — и тут вдруг какой-то юнец к нему пристаёт и заставляет что-то делать не так, как тот привык, а совсем наоборот! Да, нелегко было. Но характер, я думаю, я именно тогда выработал. Умение добиваться того, что надо тебе, — при любых обстоятельствах, при полной вроде бы невозможности добиться того, что требуется.

Должность у меня такая там была: агроном-плановик. Надо было обмерять земли в разных хозяйствах — сколько где гектаров сенокоса, сколько пашни — и подсчитывать, сколько хозяйство, при теперешних возможностях, должно сдать сена и урожая. Надо сказать, что работа очень ответственная: все люди смотрят на тебя, какое задание ты им напишешь: слишком мало — за глупого тебя будут считать, слишком много — людям тяжело будет, с них же потом будут требовать невозможного. А решать быстро надо, за один день, — а ты ещё, в сущности, мальчишка двадцати лет, нет ни опыта обращения с людьми, ни авторитета — приходилось всё это на ходу вырабатывать.

Приходилось, естественно, в дальние командировки ездить, и каждая командировка там была как целое путешествие. Помню одну из первых своих поездок. Говорят: «Поезжай в Сузакский район, посмотри, сколько там земель, какой они могут дать урожай, и дай им там соответствующее задание». Всё! А как я, юнец в рваных брюках, буду разбираться с тамошними людьми — это уж, как говорится, моё личное дело! Даже как добираться туда и то неизвестно. Посмотрел по карте: поезда идут только до станции Туркестан, а от неё к посёлку Сузак надо как-то перевалить хребет Каратау и за хребтом ещё двигаться порядочно — сам Сузак стоит на краю пустыни Муюнкум. Ну, взял я нехитрый свой багаж: тетрадку для записей, счётную линейку и тонюсенькое одеяло. И поехал. Поезда тогда, в начале тридцатых, плохо ходили. До станции Туркестан — по карте это совсем недалеко — почти двое суток добирался. Доехал наконец, вышел на станции Туркестан. На горизонте поднимаются горы, до самых туч — тот самый хребет Каратау, через который мне каким-то способом перебраться нужно. Но как сделать это, неизвестно. Хожу по станции, спрашиваю — никто не знает. Разузнал наконец, что в горах свинцовые разработки ведутся, работает днёвник и на следующий день с рудника на станцию машина придёт. Пришла машина, стал я шофёра уговаривать взять меня. Тот не соглашается. Зачем я нужен ему? У него своих грузов хватает — машина маленькая, старая, а дорога трудная. Наконец как-то всё-таки уломал я его, сел в кузов. Не знаю, то ли действительно дорога там такая ужасная была, то ли он со злости так меня тряс, — несколько раз я чуть вообще из кузова не вылетел! Добрались наконец до рудника. Шахта, несколько домиков. И никому абсолютно я там не нужен, наоборот, все злобно косятся на меня: что за тип непонятный? Случайно вдруг узнаю: из Сузака приехали на рудник в гости к родственникам казахи на лошадях. Надо, думаю, уговорить их взять меня с собой. Но как уговорить? Пошёл к ним. Стоят мрачные, в малахаях, в рваных халатах. Я объясняю им: «Надо мне ехать!» Они даже и не смотрят. Наконец один из них молча кивнул на свободную лошадь, я обрадовался, взгромоздился на неё. Страшное это было путешествие: через перевалы, ущелья, по самому краю тёмных пропастей. Спустились с гор, оказались в пустыне. В песке ядовитые фаланги шевелятся, каракурты ползают.