Что не так с этим миром

В качестве третьего примера неверной атаки на частные школы я могу упомянуть привычку использовать слово «аристократия» в двойном значении. Попросту говоря, если аристократия означает круговую поруку богатства и власть богачей, то в Англии есть аристократия, и английские государственные школы ее поддерживают. Если же это слово означает правление древних семей или безупречную кровь, то в Англии нет аристократии, и частные школы систематически уничтожают ее. В этих кругах настоящая аристократия, как и настоящая демократия, стала дурным тоном. Современный хозяин светского дома не смеет хвалить свою родословную: это могло бы оскорбить половину олигархов за его столом, у которых нет великих предков. Мы уже говорили, что выпускнику частной школы недостает нравственной храбрости, чтобы носить форму; еще более ему недостает нравственной храбрости, чтобы носить свой герб. Все это теперь лишь смутная болтовня приятных или противных джентльменов. Приятный джентльмен никогда не поминает чужого отца, противный джентльмен никогда не поминает своего собственного. Это единственная разница, все остальное – манеры, приобретенные в частной школе. Но Итон и Харроу должны оставаться аристократическими, потому что они в основном состоят из парвеню. Частная школа – это не приют для аристократов, не убежище, куда они входят и более его не покидают. Это фабрика аристократов: они выходят оттуда, едва побывав внутри. Бедные маленькие частные школы в старосветском, сентиментальном, феодальном стиле обычно заявляли: «Только для сыновей джентльменов». Если современные частные школы повесили бы объявление, то на нем пришлось бы написать: «Только для отцов джентльменов». За два поколения они со своей задачей справятся.

XI. Школа лицемеров

Таковы ложные обвинения: обвинение в классицизме, обвинение в жестокости и обвинение в исключительности, основанной на совершенстве родословной. Английские школьники – не педанты и не мучители; и в подавляющем большинстве случаев они не гордятся своей родословной и даже не имеют предков, которыми можно было бы гордиться. Их учат быть вежливыми, уравновешенными, храбрыми и чистыми телесно; обычно они добры к животным, вежливы со слугами, а для всех, кто в любом смысле является им ровней, будут лучшими приятелями на земле. Есть ли что-то неправильное в идеале частной школы? Я думаю, мы все чувствуем, что в этом есть что-то очень неправильное, но сбивающие с толку фразы из газет запутывают нас, так что трудно проследить, за пределами всех слов и фраз, недостатки этого великого английского достижения и сам источник этих недостатков.

Разумеется, окончательным доводом против английской частной школы будет ее вопиющее и неприличное пренебрежение долгом говорить правду. Я знаю, что среди старых дев из отдаленных деревень все еще сохраняется представление о том, что английских школьников учат говорить правду, но это не стоит ни на минуту принимать всерьез. Изредка, весьма неопределенно, английских школьников просят не лгать, а это совсем другое дело. Я могу молча поддерживать всю непристойную ложь во вселенной, ни разу не солгав. Я могу надеть чужое пальто, позаимствовать у другого его остроумие, предать чужую веру или подсыпать яд кому-нибудь в кофе – и все это без малейшей лжи. Ни одного английского школьника не учат говорить правду по той простой причине, что его никогда не учат хотеть правды. С самого начала его учат совершенно не заботиться о том, является ли факт фактом; его учат заботиться только о том, можно ли использовать этот факт в свою пользу во время «игры». Он принимает сторону в дискуссионном клубе и доказывает, следовало ли убивать Карла I, с тем же торжественным и помпезным легкомыслием, с каким он принимает сторону одной из команд в крикете, чтобы поспорить, кто победит, Регби или Вестминстер. Ему не дают получить абстрактное представление об истине, о том, что исход матча – это вопрос будущего, но казнь Карла I – это случившийся факт. На всеобщих выборах он представляет либералов или тори точно так же, как он представляет Оксфорд или Кембридж на соревнованиях по гребле. Он знает, что спорт имеет дело с неизвестным, но он даже не подозревает, что политика должна иметь дело с известным. Если кто-то усомнится в очевидном утверждении, что частные школы определенно препятствуют любви к истине, вот факт, который, я думаю, поможет это доказать. Англия – страна партийной системы, и ею всегда руководили в основном выпускники частных школ. Найдется ли кто-нибудь за пределами Хэнуэлла[172], кто станет оспаривать факт, что партийная система, какими бы ни были ее плюсы и минусы, была создана людьми, не особенно любящими правду?