Что не так с этим миром

Слово «успех», конечно, может использоваться в двух смыслах: по отношению к вещи, служащей своей непосредственной и особой цели, как, например, колесо, которое крутится; или по отношению к чему-то, что способствует общему благу, например, говоря про колесо в смысле полезного открытия. Одно дело сказать, что летательный аппарат Смита имел неудачную конструкцию, и совсем другое – сказать, что Смиту не удалось создать летательный аппарат. В этом и заключается большая разница между старыми частными английскими школами и новыми государственными школами. Возможно, старые частные школы (как я лично думаю) в конечном итоге ослабляют страну, а не укрепляют ее, и, следовательно, в этом смысле они неэффективны. Но есть такое понятие, как эффективная неэффективность. Вы можете построить такой летающий корабль, чтобы он летал, даже если при этом он вас угробит. Сейчас система частных школ может работать неудовлетворительно, но она работает; частные школы могут не достичь того, чего мы хотим, но они достигают того, чего хотят они сами. Государственные начальные школы в этом смысле вообще ничего не достигают. Очень трудно указать на какого-нибудь бездельника на улице и сказать, что он воплощает идеал, ради которого работало народное образование, в то время как глупый розовощекий мальчик из Итона действительно воплощает идеал, которого придерживаются также директора Харроу и Винчестера. У аристократических просветителей есть положительная цель – выпускать джентльменов, и они действительно выпускают джентльменов, даже когда исключают их из школы. Специалисты в области образования из государственных школ сказали бы, что у них была гораздо более благородная идея – воспитывать будущих граждан. Я признаю, что это гораздо более благородная идея, но где же граждане? Я знаю, что мальчик из Итона закостенел в своем довольно глупом и сентиментальном стоицизме светского человека. Мне не кажется, что мальчик на побегушках придерживается республиканского стоицизма, присущего гражданину. Учащийся частной школы действительно скажет со свежим и невинным высокомерием: «Я английский джентльмен». Но невозможно с той же легкостью представить себе, как мальчик из бедной семьи поднимает голову к звездам и произносит: Romanus civis sum[169]. Допустим, что наши учителя начальной школы преподают самый широкий кодекс морали, в то время как наши великие директора частных школ учат только самому узкому кодексу нравов. Допустим, что обеим этим вещам можно учить. Но усвоена будет лишь одна из них.

Часто говорят, что великие реформаторы или хозяева судеб могут добиться каких-то конкретных и практических реформ, но они никогда не осуществляют свои замыслы во всей полноте и не удовлетворяют свои души. Я считаю, что в некотором смысле это клише совершенно не соответствует действительности. В результате странной инверсии политический идеалист часто не получает того, о чем просит, но получает то, чего хочет. Безмолвное давление его идеала длится намного дольше и меняет мир в гораздо большей степени, чем реальность, с помощью которой он пытался этот идеал воплотить. Пропадают слова, которые он считал столь практичными, что остается, так это дух, который он считал недостижимым и даже невыразимым. Его планы не выполняются; его видение воплотится. Таким образом, десять или двенадцать писаных конституций Французской революции, которые казались их авторам столь важными, кажутся нам эфемерными, как самые безумные фантазии. Реальностью, неизменным фактом в Европе остается их идеал и видение. Республика, идея страны, полной простых граждан с минимумом манер и минимумом богатства, – это видение восемнадцатого века стало реальностью двадцатого. Так что я думаю, подобное всегда происходит с инициатором социальных реформ, желательных или нежелательных. Все его схемы потерпят неудачу, все инструменты сломаются в его руках. Его компромиссы рухнут, уступки окажутся бесполезными. Он должен подготовиться к своей судьбе: он не добьется ничего, кроме главного стремления своего сердца.

Итак, если можно сравнивать очень маленькие вещи с очень большими, можно сказать, что частные английские аристократические школы могут претендовать на успех и величие того же рода, что и французская демократическая политика. По крайней мере, они могут претендовать на такое же превосходство над рассеянными и неуклюжими попытками современной Англии организовать всеобщее образование. Этот успех затронул учеников всех частных школ Британской империи – успех, который они сами преувеличивали, но все же он существовал и имел бесспорную форму и масштаб. Этот успех был обусловлен главным, господствующим фактором, который сотворили руководители наших частных школ – они точно знали, какого мальчика им хотелось бы воспитать. Они хотели чего-то конкретного и это что-то получили – вместо того, чтобы работать со всеохватывающей мечтой, желая многого и не получая ничего.