Что не так с этим миром

Короче говоря, новое образование столь же сурово, как и старое, независимо от того, выше оно прежнего или нет. Самое свободное модное веяние, как и самая строгая формула, зажато рамками авторитета. Гуманный отец запрещает играть в солдатики, потому что считает, что солдатом быть неправильно. Никто не делает вид, да и не может сделать вид, будто так считает сам мальчик. У обычного мальчика определенно складывается впечатление: «Если твой отец пуританин, тебе нельзя играть в солдатики по воскресеньям. Если отец социалист, нельзя играть в солдатики даже в будние дни». Все учителя абсолютно догматичны и авторитарны. Свободное образование невозможно, потому что, предоставив ребенку свободу, вы вообще не сможете его воспитывать. В таком случае будет ли хоть какая-то разница между наиболее закоренелыми конвенционалистами и самыми блестящими и причудливыми новаторами? Есть ли разница между самым строгим отцом и самой безрассудной и отчаянной незамужней тетушкой? Да, разница есть. Разница в том, что строгий отец по-своему демократ. Он побуждает к чему-либо не потому, что так надо по его личному мнению, а потому, что (согласно его собственной замечательной республиканской формуле) «Все так делают». Традиционная власть действительно требует некой народной санкции; нетрадиционный авторитет в ней не нуждается. Пуританин, запрещающий играть в солдатики в воскресенье, по крайней мере, выражает пуританское мнение, а не только свое собственное. Он не деспот: он и есть демократия, тираническая демократия, возможно, жесткая и провинциальная демократия, но он совершил два наивысших мужественных поступка – он боролся и взывал к Богу. Вето нового специалиста по образованию подобно вето Палаты лордов: оно и не притворяется, будто выражает волю народа. Эти новаторы всегда говорят о зардевшейся от смущения миссис Гранди. Не знаю, более ли скромна миссис Гранди, чем они, но я уверен, что она более смиренна.

Но есть еще одна сложность. Более анархичный современный человек может попытаться избежать дилеммы, заявив, что образование должно быть только расширением ума, раскрытием всех органов восприятия. Свет, как он говорит, должен озарить тьму, а всем слепцам, жмущимся по уродливым темным уголкам, будет позволено воспринимать знание и расширять кругозор – короче говоря, просвещение должно пролиться на темнейшие места Лондона. Вот только проблема в том, что нет этого самого темного Лондона. Лондон совсем не темный, даже ночью. Мы говорили ранее, что если бы образование было материально, то его бы не существовало. Теперь мы можем сказать, что если образование – это абстрактное расширение кругозора, то и недостатка в нем нет. Его слишком много. На самом деле, кроме образования, ничего не существует.