Задача современных идеалистов чересчур облегчается тем, что их всегда учат: поражение само по себе является опровержением. Но если рассуждать логически, дело обстоит совершенно иначе. Именно проигранные сражения могли бы спасти мир. Если кто-то скажет, что Молодой Претендент[48] сделал бы Англию счастливой, оспорить это будет нелегко. Если кто-то скажет, что Георги[49] осчастливили Англию, я надеюсь, мы все знаем, что ответить. То, что было предотвращено, остается непоколебимым; и единственный совершенный король Англии – тот, которого разгромили. Именно потому, что якобитизм[50] потерпел неудачу, мы не можем назвать его провалом. Именно потому, что Коммуна[51] рухнула как восстание, мы не можем сказать, что она рухнула как система. Но такие взрывы были непродолжительными или случайными. Мало кто понимает, сколько величайших усилий, фактов, которые заполнят историю, потерпели крах и дошли до нас изувеченными великанами. Я могу сослаться на два крупнейших факта современной истории: Католическую Церковь и то современное развитие, что уходит корнями во Французскую революцию.
Когда четыре рыцаря расплескали кровь и мозги святого Фомы Кентерберийского[52], это было проявлением не только гнева, но и своего рода черного преклонения. Они жаждали его крови, но еще больше – его мозгов. Такой удар навсегда останется непонятым, если мы не осознаем, о чем думал мозг св. Фомы прямо перед тем, как растекся по полу. Он думал о великой средневековой концепции, согласно которой церковь была судьей мира. Беккет возражал против того, чтобы священников судил даже лорд – главный судья. И причина была проста: священник сам судил лорда – главного судью. Судебная власть находилась под судом. Короли сидели на скамье подсудимых. Идея состояла в том, чтобы создать невидимое королевство без армий или тюрем, но с полной свободой публично осуждать все королевства земли. Излечила бы такая высшая церковь общество? Этого мы не можем определенно утверждать, потому что церковь так и не стала господствующей церковью. Известно только, что в Англии, во всяком случае, князья одолели святых. Чего хотел мир, мы видим перед собой; и некоторые из нас называют это провалом. Но мы не можем назвать провалом то, чего хотела церковь, просто потому, что церковь потерпела поражение. Трейси[53] нанес удар слишком рано. Англия еще не сделала великого протестантского открытия, что король непогрешим. Король был выпорот в соборе – вот зрелище, которое привлекло бы и нынешних, забывающих о посещении церкви прихожан. Но открытие было сделано; Генрих VIII разбросал кости Беккета так же легко, как Трейси разбросал его мозги[54].
Конечно, я имею в виду, что не был осужден сам католицизм, хотя множество католиков предстали перед судом и были признаны виновными. Суть в том, что мир устал не от идеала церкви, а от ее реальности. Монашество ставилось под сомнение не по причине целомудрия монахов, а из-за их распутства. Христианство стало непопулярно не из-за смирения, а из-за высокомерия христиан. Конечно, если церковь потерпела неудачу, то в значительной степени благодаря самим церковникам. Но в то же время враждебные элементы, несомненно, принялись подтачивать ее задолго до того, как церковь смогла сделать свое дело. По самой ее природе ей требовалась общность жизни и мышления в Европе. И все же средневековая система начала интеллектуально ломаться задолго до того, как появились первые признаки ее морального распада. У широких еретических движений, как, например, у альбигойцев[55], не было ни малейшего морального превосходства. И действительно, Реформация[56] начала рвать Европу на части до того, как Католическая Церковь успела ее объединить. Например, пруссаки были крещены накануне Реформации. Бедняги едва успели стать католиками, а им уже было велено обратиться в протестантство. Этим в значительной мере объясняется их дальнейшее поведение. Но я привожу лишь первый и наиболее очевидный пример общей истины: великие идеалы прошлого потерпели неудачу не как пережиток (то есть не зажившись на этом свете), а едва начав жить. Человечество не прошло через Средневековье, скорее человечество отступило от Средневековья, громя все вокруг. Христианский идеал не был опробован и признан несостоятельным. Он был признан трудным и остался неопробованным.