Ночной воздух глубоко проник в легкие, и гравий захрустел под моими кроссовками. Я дошла до конца подъездной дорожки и остановилась, вспомнив, что оставила сигареты на столе для пикников. Немного постояла, соображая, стоит ли возвращаться, рискуя тем, что кто-нибудь меня остановит. Но было очевидно, что я не смогу составить внятный план действий, не успокоив нервы. Я развернулась назад, но не успела шагу шагнуть, как врезалась в кого-то. Сердце ушло в пятки.
Это была Стефани.
– Какого черта ты задумала? – спросила она совершенно спокойно.
– Нет. Не двигайся, Стефани, пожалуйста! Я ухожу.
– Почему? – безразлично спросила она.
– Потому что мне здесь не место. Мне нигде не место! Честно, быть живой слишком больно. Жизнь плохо мне дается, и я о ней не просила. Вот это вот хуже всего. Я, бля, никогда не просила об этом! Моя мать решила родить меня, а потом нахер взяла и умерла и бросила меня здесь, мол, позаботься о себе сама! А я больше не могу. Я сдаюсь! – Последнее предложение вылетело из меня вместе с рыданиями, и я рухнула на колени прямо на гравий.
Стефани мягко положила руку мне на спину, и это стало последней каплей.
Как будто горести всей жизни внезапно вырвались из каждой поры моего тела, и я постепенно изливала их, превращаясь в лужу на дорожке.
– Я больше не хочу жить, Стефани, – пожаловалась я гравию под ногами.
Она не произнесла ни слова. Села рядом со мной и скрестила ноги, не убирая ладонь с моей спины.
– Эта гребаная докторша назвала меня лгуньей. Она два дня выслушивала то, что я рассказывала, и наконец, прежде чем сесть в самолет и лететь в гребаную Японию, заявила, что считает меня долбаной галлюцинирующей психотичкой, – промямлила я сквозь слезы.
– Ненавижу ее, – прошептала Стефани.
Я шмыгнула носом, села ровнее и воззрилась на нее:
– Что?!
Стефани улыбнулась и кивнула:
– Правда, я на самом деле ненавижу ее до мозга костей. Она мне никогда не нравилась. Она, может быть, даже вообще не врач, я вот в этом не уверена. Моя тетка знакома с ней целую вечность, и это единственная причина, по которой она здесь работает.
– Твоя тетка? – переспросила я, ничего не понимая.
– Ага, Фелисити – владелица центра. Она моя тетка, а не мать. Я живу с ней с самого младенчества. После того как я подростком пристрастилась к наркоте, она решила открыть реабилитационный центр. Сказала, что у нее сердце разрывается глядеть, как юные девушки разбрасываются своими жизнями. И вот… – закончила она, указывая на здание.
– Ты знаешь, что я здесь уже три дня, и ни одного нормального среди них не было? – спросила я, вытирая слезы рукавом. – Типа… ни единого занятия, ни одной встречи… ничего. Не считая того, что я разок сходила в компьютерную мастерскую и встретилась с папой и сестрой, в основном я либо разговаривала с ней, либо спала…
– Погоди-ка, – перебила меня Стефани, внезапно вскакивая на ноги. – Она не пускала тебя на занятия?!
Я кивнула.
– Ты не была ни на одной встрече?!
Я помотала головой.
Я видела гнев и растерянность на лице Стефани и не понимала, что, черт возьми, происходит.
– Если я оставлю тебя здесь на пару минут, ты можешь пообещать, что не уйдешь? – решительно спросила она.
– Нет, я не могу тебе этого обещать. Я не хочу быть здесь, – ответила я, тоже поднимаясь. Мне хотелось вмазаться, и теперь, когда эта мысль уже поселилась у меня в голове, было слишком поздно.
– Тебе еще так много предстоит сделать, ты ведь даже не начала, – зачастила Стенфани. – Эта сука не должна была не пускать тебя на занятия, и я сейчас пойду туда и переломаю ей ноги, чтобы она не смогла улететь в свою Гватемалу.
– В Японию, – хмыкнула я.
– Да какая хрен разница! Пусть в Японию. Пожалуйста, дай мне еще один день! Вот что я тебе скажу. Мы с тобой можем притащить матрацы в офис и устроить там вечеринку с ночевкой. Будем не спать всю ночь, разговаривать, есть попкорн, и я не буду судить тебя – клянусь! Я расскажу тебе о том, как однажды позволила бомжу хватать меня за титьки за понюшку кокса. Пожалуйста, не уходи, – взмолилась она.
Я расхохоталась – от души. Сама не ожидала! Как правило, когда я впадаю в депрессивное настроение, оно похоже на горный оползень: не останавливается, пока не разрушит все вокруг. Но шуткам Стефани, похоже, удалось каким-то образом вытащить меня из уныния.
Она улыбнулась и ткнула меня пальцем в щеку.
– Вот видишь, ты уже чуть-чуть развеселилась. Оставайся здесь, на улице, сколько хочешь, выкури сигаретку – в общем, делай что угодно. Я пойду, поговорю с докторшей Клизмой, а потом организую для нас походный лагерь – идет?
Я глубоко вздохнула. Вечеринка с ночевкой смотрелась намного предпочтительнее отправки в тюрьму, и было приятно сознавать, что кто-то здесь на моей стороне. Я решила: подожду еще один день, посмотрю, как пойдут дела, и если на следующее утро желание уйти не пропадет, то так и сделаю.
Я чуть улыбнулась ей и кивнула.
– Да-а! Отлично! Ладно, приходи потом, – сказала она, убегая.