Чёрный, как тайна, синий, как смерть

Настало время не только мечтать о независимости, а учиться самостоятельности и искать свой путь. С Винсентом они расстались. Многие приехавшие из провинции девушки шли работать служанками или даже торговать своим телом… Но Николь не хотела так быстро сдаваться и опускать руки. Ей повезло: по рекомендации родителей девочки, которой она давала уроки русского языка, её взяли работать продавщицей в знаменитый универсальный магазин «Бон марше». Там Николь проработала три года! Это были счастливые годы её жизни. Она научилась красиво одеваться, научилась наблюдательности и такту, а главное – умению говорить с женщинами любого ранга и социального положения! Если бы не приставания Этьена, сына заведующего отделом женских сумок, то она и сейчас спокойно могла бы вести образ жизни идущей в ногу со временем мидинетки… Но не случись той истории, она бы не вызвала свою маму в Париж и не оказалась бы сейчас в редакции самой крупной газеты мира! Так что…

Этого Этьена напомнил ей Энрико Барди. Он тоже работал с кожаными изделиями и был изрядным нахалом! Нет, ну подумать только! Оказавшись в мастерской Саламанки, этот Барди и пальцем не пошевелил, пока Габриэль ему это не приказал! Ну, хорошо, он действительно развязал ей руки, помог собрать вещи и вызвался проводить… Но что потом?!

Потом он посадил её в свой автомобиль и, даже не спросив позволения, повез её к себе. Сказал, что умеет не только обрабатывать раны, но и зашивать их, недаром же он всю жизнь имеет дело с кожей! Но ведь и Николь отлично владела этим «загадочным тайным знанием»… В общем, согласилась только потому, что надеялась разузнать у Барди о Софии. Пока итальянец энергично обливал её руку антибактериальным средством, Николь осмелилась задать ему пару вопросов о погибшей девушке. Однако разговорчивый Барди, как только услышал имя Софии, сразу перевёл разговор в другое русло и стал разглагольствовать о том, какой она была юной и неопытной и как художники вечно из-за неё ссорились. Особенно он с Пьерелем и Саламанкой. Наверное, потому, что все они были южных кровей… В общем, ничего интересного узнать от Барди не удалось.

Тем временем он перебинтовал Николь руку. Повязка, конечно, еле держалась, но сам жест девушка оценила. Просто рыцарь без страха и упрека на чёрном автомобиле, а вместо замка – целый дом в центре Парижа, да ещё и собственное «Общество кожаных изделий Барди». Он ведь будет главным наследником… Интересно, правильно ли Николь поступила, когда всё-таки влепила ему пощёчину, когда тот полез целоваться?.. И когда заявила о своей независимости, может, тоже слегка погорячилась? Не каждый ведь день такие богатые пылкие молодые люди перебинтовывают барышне руку, чтобы потом осыпать её поцелуями?..

От этой мысли Николь окончательно проснулась и встала с кровати. Вчера эта сцена показалась ей просто возмутительной, невыносимой! Она собрала свои вещи и тут же ушла. А сегодня её одолевали сомнения. Может, она совершила ошибку, инстинктивно храня верность своему полицейскому? Нет, надо рассуждать рационально. Во-первых, Габриэль её вчера спас, а Барди только перебинтовал ей руку. Во-вторых, итальянец явно принял её за кого-то другого, а Габриэль видел в ней ту, кем она считала себя на самом деле… С другой стороны, если бы Габриэль не бросился так яростно выбивать нож из рук Саламанки, то и руку перебинтовывать ей вообще было бы незачем. Хм, пора уже было собираться на работу, а в голове царил хаос…

Глава 40 Богатые папеньки

Габриэль Ленуар смотрел на полученный из Института Пастера лист бумаги с лёгким недоумением. С одной стороны, там было много цифр, а с цифрами он всегда был на короткой ноге. С другой стороны, количество медицинских терминов и латинских названий сводило на нет любую его попытку упорядочить этот семантический хаос. Окончательно потеряв надежду вникнуть в смысл написанного, Ленуар перевернул лист. К счастью, там приводилось общее заключение. Сыщик пробежал глазами записку и почувствовал, как у него от напряжения задёргался ус. Этот новый кусочек мозаики абсолютно менял общую картину расследования.

Ленуар схватил счётную книгу Клуба кобальта, и ноги сами понесли его в Банк Парижа и Нидерландов, к дяде.

– Ты пришёл вернуть мне долг, мой мальчик? – распахнув объятия Габриэлю, пробасил Леон Дюрок. От банкира пахло «Королевским одеколоном» и хорошим настроением.

– Дядя, при мне только тысяча франков, но через пару недель я верну тебе всю остальную сумму. – Сыщик протянул Дюроку пачку денег, тот улыбнулся, погладил себя по животу и для вида тщательно пересчитал купюры. День солнечно светил в окно, от утренней корреспонденции осталось всего три письма – в общем, Дюрок был рад снова видеть своего несносного племянника.

– Хорошо, где мне расписаться в получении части выданного тебе кредита?

– Дядя, мне снова нужна твоя помощь.

– Денег я больше тебе не дам, даже не проси! – Дюрок поправил на своём сюртуке шёлковый платочек ярко-зелёного цвета и добавил: – А протекцию ты мою уже давно получил…