Ленуар не знал, правильно ли он поступает или придётся зря потерять время, но его сеть была расставлена. Теперь оставалось только ждать. Он сел в глубине своей комнаты и достал новую колоду карт. В молодости, когда он помогал дяде в банке и сопровождал его в другие страны, Ленуар часто привозил домой новую игру или, на худой конец, колоду карт. К этому времени у него уже была богатая коллекция. Сегодня он открыл колоду, которую привёз из своей давней поездки в Далмацию. На них были изображены последние австрийские императоры. Ленуара всегда удивляло, как в Австро-Венгрии могло уживаться столько разных народов. С многоликостью этого государства-гиганта могли сравниться только вечно готовые выяснять отношения жители Балканских гор… Давид и Голиаф всё-таки были слеплены из одного теста.
Ближе к одиннадцати, когда Ленуар уже потерял всякую надежду на успех своей операции, на лестнице снова раздались шаркающие шаги Дом. Через минуту она открыла ключом дверь и обратилась к своему спутнику:
– Проходите, молодой человек, господин Ленуар сказал, что придет только ближе к полудню. Можете подождать его здесь, в его квартире, он скоро будет… Принести вам кофе?
Молодой человек отказался от кофе и поблагодарил Доминик. Затем, дождавшись пока она уйдет, он тут же подошёл к письменному столу Ленуара и открыл первый ящик. Его руки быстро начали перебирать бумаги сыщика, но ничего не находили. Молодой человек открыл второй, третий ящик…
– Не этот ли рисунок вы ищите, господин Краузе? – громко спросил Ленуар из своего угла и поднял с консоли карикатурный набросок, который больше недели назад сделал с Софии фон Шён.
От неожиданности Маркус Краузе вздрогнул и медленно повернулся к Ленуару:
– Вы здесь?.. Но консьержка сказала…
– Доминик сказала то, что её попросили сказать… Значит, это вы стащили эскизы японца?
Маркус Краузе посмотрел на дверь, но Ленуар встал, уверенным шагом хозяина квартиры подошёл к ней и закрыл на ключ. Немца бросило в пот. Он опустился на стул и выдавил из себя:
– Господин Ленуар… Приношу вам свои извинения… Мое поведение не подобает…
– Не подобает счетоводу? Или художнику? Или, может, благородному представителю немецкой диаспоры? – перебил его Ленуар.
Но тут Краузе собрался, расправил плечи и сказал уже совершенно другим голосом:
– Хорошо. Сколько вы хотите за набросок?
– Набросок Софии фон Шён не продается. Зачем вам эти рисунки, Краузе? Говорите сейчас, не то придётся тащить вас на допрос в префектуру…
– Вам этого не понять, Ленуар. Вы ведь не художник, – сказал немец и потёр себе виски.
– Вы тоже не художник, вы бухгалтер «Общества кожаных изделий Барди» и казначей Клуба кобальта.
Услышав эти слова, Маркус Краузе дёрнулся, словно его ударили хлыстом по лицу. Его глаза заблестели по-новому.
– Я художник! Я настоящий художник, не то что этот японец, строящий из себя импрессиониста… Меня не интересует праздное искусство наблюдателя… Вы просто не видели ещё моих картин!
– Не видел, всё верно… И очень хочу на них посмотреть…
– Я ещё над ними работаю…
– Хорошо, но разве это даёт вам право похищать чужое имущество? Разве это даёт вам право убивать?.. – спросил Ленуар.
– Уби… Убивать? Вы думаете, что это я убил Софию?
– А разве нет? Вы сказали, что уехали в Гамбург к отцу две недели назад, а вернулись во вторник. Но в телеграмме, которую я получил сегодня утром от немецкой полиции, говорится, что вы прибыли в Гамбург полторы недели назад, а вернулись в Париж в прошлое воскресенье. – Ленуар встал и положил на свой письменный стол полученную утром телеграмму, чтобы Краузе мог самостоятельно ознакомиться с её содержанием. Немец покосился на бумагу и опустил голову.
– Я её не убивал… Это она меня убивала…
– Что вы имеете в виду?
– Конечно, для Пьереля и Барди София была музой, но вела она себя неподобающе… Я всегда защищал репутацию этой девушки, хотел её уберечь, оградить от опасности её и её семью. Что вы! Я бы никогда не смог убить Софию. Я и эскизы с неё собираю, чтобы хоть в этой форме сохранить частички её света. Вы только подумайте, что скажут люди, если эти рисунки попадут в газеты?!
– Значит, это всё-таки вы украли наброски Хиро?
– Да… А ещё рисунки Барди и несколько эскизов Хоппера… Они всё равно не ценили Софию так, как я! Барди ушёл в раздробление формы, в футуризм… Да он вместо Софии видел самолёт или колёса своего автомобиля! А Хоппер – ему важны только деньги… Что же касается Хиро, то японец приехал изучать импрессионизм, а импрессионисты изображают только внешнюю форму, они не видят человеческой сути…
– А вы видите, Маркус? – терпеливо спросил его Ленуар. С его точки зрения, Круазе, как и сотни немцев до этого, всего лишь читал очередную лекцию по искусству. Он сыпал догмами и формулами, надев толстые очки теоретика. Он рассуждал о символизме творчества, вместо того чтобы творить самому.