Чёрный беркут

— Ждать, охранять задержанных, — отозвался Яков. — Тут такая война была, небось все наряды на границе слыхали.

Барат с сожалением поцокал языком. Пропали архары, пропала охота. Он вовсе не собирался вступать в драку с контрабандистами, только и мечтал до отвала наесться под какой-нибудь тенистой арчой душистого и сочного шашлыка. Тяжело вздохнув, занялся работой: приволок трупы убитых бандитов в одно место, уложил рядом. Оставшиеся в живых хмуро наблюдали за каждым его движением.

Кайманов решил обратиться к ним с внушением.

— Это ведь ваши бывшие товарищи, — сказал он. — Не убегали бы, остались в живых. Раз увидел пограничника или «базовца» стой! Не беги! А побежал — пеняй на себя.

— Ай, Кара-Куш, — льстиво проговорил Каип Ияс. — Зеленой фуражки на тебе нет, гимнастерки и ремня — нет. Одежда, как у всех. Вот они и думали, что это не «базовцы», а главарь какой-то другой группы хочет деньги отнять. Знали бы, что сам Кара-Куш их остановил, никуда бы не бежали.

Каип Ияс явно старался отделить себя от остальных контрабандистов, и опять его лесть приятно пощекотала самолюбие Якова. Но он и виду не подал. Перед ним — враги. Сейчас, когда схлынула горячка боя, он нарочно подогревал в себе ожесточение, будто внутри него кто-то захлопнул дверь и запер ее на замок, оставив по ту сторону убитых и раненых контрабандистов. Никогда не забудет он две маленькие дырочки в груди отца, кровавое пятно на гимнастерке Шевченко, словно срубленный разрывной пулей череп Бочарова. Эти два события на всю жизнь ожесточили его сердце. Смерть бандитов и страх Каип Ияса — все это было теперь за порогом восприятия Якова.

Гулко раздается эхо в горах. За десятки верст слышатся раскаты грома. Видно, так же быстро разносится весть и о людях. Тут все знают друг друга. Совсем недавно Яков на границе, а у него уже есть прозвище. Там, за кордоном, его называют не просто Яков Кайманов, а Кара-Куш — Черный Беркут. Говорят, что он, как и Аликпер, на лету птичке в глаз попадает!

Что ж, Кара-Куш так Кара-Куш. Тонкий яд лести проник в душу Якова, и только гордость не позволяла ему спросить Каип Ияса, от кого тот узнал прозвище.

Каип Ияс с тревогой смотрел на кусты, за которыми скрылся Амангельды. Куда он пошел? Что ищет? Терьякеш вдруг воздел руки к небу, начал молиться, словно вверял свою судьбу аллаху.

— Вах!.. Вах!.. — бормотал он.

Из-за камней вновь появился Амангельды с плоской, прямоугольной торбой за плечами. Подойдя к Каип Иясу, снял торбу, развязал, извлек из нее жестяной прямоугольный бидон.

— Твой терьяк? — вскинул он глаза на еще больше пожелтевшего от страха Каип Ияса.

— Зачем мой, Амангельды-ага? Откуда у Каип Ияса терьяк?

Сидевший до того на камне Каип Ияс проворно опустился на колени, поворачивая испитое лицо то к Кайманову, то к Амангельды, запричитал, глотая от страха слова:

— Амангельды-ага! Ёшка-джан! Не стреляй! Все скажу. Таги Мусабек-бай убьет меня, жену убьет, пять маленьких мальчиков убьет... Его терьяк. Вах! Отстал от своего главаря бедный Каип Ияс! Не мог быстро бежать. Совсем пропал бедный Каип Ияс!..

— Разве ты не слыхал, — перебил его Амангельды, — как пограничники выбивали пыль из твоего главаря. Благодари аллаха, что ты от своей группы отстал, а то, может быть, и не было бы уже кочахчи Каип Ияса.

— Ай, Амангельды-ага, правильно говоришь, — согласился терьякеш. — Только все равно не жить теперь Каип Иясу.

— А зачем через границу ходишь?

— Как не пойдешь, яш-улы! Таги Мусабек прислал человека, тот говорит: «Есть работа, Каип Ияс. Приходи к роднику, разговор будет». Знаю, какая работа, какой разговор. А идти надо. Сам я много-много задолжал Мусабеку, да еще долг отца не отработал.

— Терьяк меньше кури. За терьяк удавиться готов, и к нам его таскаешь, — вмешался в разговор Барат.

— Ай, Барат-джан, — поднимаясь с колен и снова присаживаясь на камень, отозвался Каип Ияс. — Был у нас аул Малыш — скотинячий. Много скота был. Стал аул Калай зенон — аул женщин. Все мужчины по приказу Мусабека стали на границу ходить, мало кто возвращается. Люди говорят: «Советы — якши, ГПУ — яман».

— Твой Таги Мусабек-бай яман, а не ГПУ, — осадил его Яков. — Зачем людей к нам с винтовками посылает?