Чинители

Человечек повернул ко мне свечу. Яркий свет сузился до дрожащего пятнышка в его руках, а вокруг стало черным-черно.

– Хорошо, что вы задаёте вопросы. Ваше поколение не любит задавать вопросы, совсем не любопытные и не суёте нос всюду. И с жилетами хорошо придумали. Иначе я бы вас не заметил, а вы бы не примкнули, как мотыльки. – Человечек шевельнул свечой. – Знаете, в чём сходство человека и мотылька? Мотылёк летит на свет фонаря, его привлекает возможность рассмотреть что-то яркое и красивое. Так же и человек – видит свет в окне и бежит смотреть, разглядывать, подглядывать. Не может сопротивляться. Вы когда-нибудь заглядывали в чужие окна?

Я, признаться, заглядывал. Особенно зимними вечерами, когда темнело рано и приходилось возвращаться из школы в окружении ярких окон в домах. Тут хочешь не хочешь, а будешь разглядывать чужую жизнь, особенно если не задёрнуты шторы.

– Все так делают, – произнёс человечек, то ли прочитав мои мысли, то ли расценив молчание за согласие. – Любопытство не порок, а средство изучения мира.

– Это Дажь, чинитель света Петербурга, – с нотками уважения в голосе сказала бабушка. – Знаете, красивые закаты в городе его рук дело. И таинственный блеск фонарей в центре, на Невском. Но больше всего он любит окна старого города. От них всегда идёт самый тёплый свет. Думаете, почему в центре всегда так красиво? Он чинит. Постоянно.

– У него есть имя, значит, он чинитель высшего порядка, – козырнул я знаниями. Впрочем, никто не обратил внимания.

– Свет жизни. Если горит окно, значит, там кто-то живёт. – Дажь, чинитель света, вновь повернулся к бабушке и дедушке и осветил их лица. – Что у вас? Вы же не просто так снова оказались на Изнанке.

– Ага. Вот. – Дедушка извлёк из плаща лист бумаги, развернул и протянул человечку. – Это маршрут к рыбе. Нужно подсветить точки, чтобы мы добрались как можно быстрее.

– Нам-то всё равно, – добавила бабушка, – а детям очень нужно.

Чинитель взял листок и долго разглядывал, водя свечой над нарисованным маршрутом. На влажном лбу человечка проступили морщинки. Губы шевелились.

– Вы его украли, да? – спросил он наконец.

– У нехорошего человека. Скажем так, изъял по надобности.

– Нехороший человек не делает кражу оправданной. Я чувствую кислый привкус отвратительного поступка. И Рыбак тоже чувствует, между прочим. Идёт за вами по пятам. Скажите спасибо, что сюда ему хода нет. Но я не удивлюсь, если он будет поджидать где-нибудь поблизости.

Свеча погасла, и снова стало узнаваемо серо. Где-то над головами забарабанил дождь. Чинитель заковылял в темноту, под самое основание моста, где металлические распорки вгрызались в камень. Кожа чинителя засветилась, и от света темнота стала гуще, задрожала, а потом вдруг вокруг него стал зарождаться другой свет: желтоватый, белый, зелёный, разный. Свет формировался в прямоугольники и квадраты. Это были окна. Множества окон невидимых в темноте домов. Справа, слева, над головой. Они уходили далеко в темноту, расширяя пространство под мостом до невообразимых величин. Чем дальше шёл чинитель, тем больше вспыхивало окон.

– Вы тоже какое-то древнее божество? – спросил я, вспомнив Дану, чинительницу рек и каналов.

– Задавать вопросы – хорошее дело, – сказал чинитель, не оборачиваясь. – Правильные вопросы зарождают свет знаний и отпугивают темноту невежества. Я люблю такой свет, люблю ухаживать за ним и взращивать. Да, дальний родственник. Уже и не помню, какого колена.

Дедушка и бабушка двинулись за ним. Макс взял меня за руку и буквально потащил за собой. Глаза его горели от восторга и удивления. Он притормозил у первого неказистого оконца, и мы заглянули в него. За занавесками была видна крохотная комнатка, пол её застилала солома, а в углу лежали мешки. Возле печки сидела девочка лет десяти и подбрасывала в огонь прутья хвороста. Словно почуяв движение за стеклом, она резко повернулась. Я успел заметить её испуганный взгляд, испугался сам и отпрянул. Макс тоже отбежал и тут же бросился к другому окну.

– Тут Новый год! – прошептал он. – Подарки! Ёлка! Такой деревянный человечек с большими зубами!

Побежал к следующему.

– Тётя какая-то читает книжку кучерявому мальчишке.

Побежал ещё дальше, обгоняя бабушку и дедушку.

– А здесь нет людей, только много-много одежды, разбросанной по полу, странно…

– Мальчишка с бритвой! Странный, зачем-то бреется, он же маленький совсем!..

– Дядя стоит в ванной, одетый в пальто! Представляешь? В пальто, под душем!..

Он так и перебегал от одного окна к другому, до которых мог дотянуться. Совал нос, разглядывал с полминуты и тут же терял интерес. Я тоже заглядывал, но без интереса. Было неловко вторгаться в чужие жизни, пусть даже и не совсем настоящие.

Дажь, чинитель света, увёл нас так далеко, что уже не было слышно ни дождя, ни шума ветра. Окна наслаивались друг на друга, подмигивали, то гасли, то загорались вновь. За окнами проглядывались силуэты домов, которые застали времена императоров, поэтов, оживших сказок. Казалось, можно дотронуться до жёлтых стен, но я не решался протянуть руку сквозь темноту.