Вообще, судя по её настроению, девочка сама не рада, что впуталась в такое неправедное дело, как война. До своего первого похода она лишь слышала интересные воинские истории, видела, как воины возвращаются с богатой добычей и овеянные славой. А то, что в результате битвы получаются окровавленные трупы, она упустила. Эйрих видел её глаза, когда они собирали своих раненых, добивали недобитых врагов и считали трофеи. Лужи крови, отрубленные топорами пальцы, раскроенные головы и жалобно скулящие недобитки, прокалываемые копьями и зарубаемые топорами — это то, чего было очень много в тот день.
Уверенность Эрелиевы в выбранной стезе, после этого, ослабла, поэтому она ходит, последнее время, в смятении и неуверенности. В ближайшие декады станет ясно, будет ли она девой щита или вернётся в родительский дом, ждать жениха.
Эйрих посмотрел на ожидающего команды раба.
— Ты знаешь, как пройти к лавке, торгующей знаниями?
Стойкий запах старых пергаментов, лёгкая прохлада каменного здания — этим Эйриха встретила книжная лавка грека Борисфена. Лавка эта находится на форуме Константина, в не самой оживлённой его части, но, тем не менее, на первом этаже благообразного вида инсулы, не имеющий признаков ветшания.
— «О назначении частей человеческого тела»? — переспросил Эйрих. — О чём это?
— Вряд ли это может заинтересовать видного воина, — произнёс книготорговец, протягивая первый пергамент. — Врачевание — тонкое искусство, но большинству не совсем понятное. К тому же Клавдий Гален изъясняется так, словно читатель уже опытный врачеватель. Здесь четыре свитка…
— Сколько хочешь за них? — спросил Эйрих, принимая и раскрывая книгу.
— Сто пятьдесят силикв, — ответил Борисфен.
— Готов дать семьдесят пять, — сделал контрпредложение мальчик.
— Сто сорок.
— Сто и это моё последнее предложение, — вздохнул Эйрих, вчитываясь в содержимое первого пергамента. — Я понимаю твоё желание хорошо заработать, но надо знать меру.
Эйрих знал, что никогда не станет врачевателем, но был решительно готов читать всё, что имеет даже крошечный шанс оказаться полезным. Знания не отягощают торбу, а ты никогда не знаешь, когда и как они могут пригодиться.
— Хм… — задумчиво почесал подбородок книготорговец. — Ладно, сто силикв.
— Эрелиева, докажи мне, что я не зря трачу время на твоё обучение, — произнёс Эйрих.
Сестрёнка открыла торбу и начала старательно отсчитывать монеты. Когда она закончила, Эйрих пробежался по расставленным по столу серебряным монетам и удовлетворённо кивнул.
— Молодец, — похвалил он её.
— Есть ещё «Пуниец» Плавта, — заговорил торговец, после того как упаковал пергаменты в тряпку. — Великолепная комедия о…
— Поэмы и комедии меня не интересуют, — покачал головой Эйрих. — Есть ли у тебя что-то по военному делу, по истории Рима, может, искусство осады?
— Полиен, «Стратегемы», — уверенно ответил Борисфен. — Все восемь книг, триста двадцать силикв — торговаться не буду, но могу пожелать удачи в поисках полного собрания где-то ещё.
Константинополь — это столица, поэтому цены здесь необоснованно выше, чем в провинциальных городах.
— Ладно, тогда воспользуюсь твоим пожеланием и поищу полное собрание где-то ещё… — произнёс Эйрих, направляясь к выходу.
— Двести семьдесят! — догнал его выкрик торговца.
Нельзя забывать, что времена нынче тяжёлые и в городе развернулся настоящий голод.
— Двести силикв и ни монетой больше, — сказал Эйрих.
— Сделка, — вздохнул торговец.
Он и так неплохо нагревается на эйриховской тяге к знаниям, поэтому внакладе от торга не останется, а у Эйриха не так много денег, чтобы разбрасываться ими направо и налево.
— Ещё что-то? — спросил торговец, с трудом скрывая довольство от пересчёта переданных Эрелиевой монет.
— Есть труды об ораторском искусстве? — поинтересовался Эйрих.
— У меня ничего подобного нет, — с сожалением произнёс Борисфен, а затем заулыбался, — но я знаю человека, который имеет почти половину томов труда Марка Фабия Квинтилиана — «О воспитании оратора». Он не торгует, поэтому можешь даже не рассчитывать на то, чтобы поискать по лавкам. Продам тебе сведения о нём за десять силикв.
Торгаш точно сумел считать живейшую заинтересованность Эйриха в трудах об ораторском искусстве, поэтому выстроил свою аргументацию так, будто бы нет другого выхода, кроме как заплатить за информацию. И Эйрих заплатит.
— Его дом находится рядом с церковью Святой Ирины, что на первом холме, — сообщил довольный книготорговец, принимая монеты. — Спрашивай Арсакиоса, друга безвременно почившего Иоанна Златоуста, царствие ему небесное…
Грек перекрестился и прошептал короткую молитву.
— Благодарю, прощай, — коротко произнёс Эйрих и направился на выход.