Четвертый разворот

Они устраивали на работу бендеровцев, власовцев, бывших полицаев — в общем, всю ту шваль, которая в сорок пятом спасалась от расплаты за свои делишки, давали им бесплатную похлебку и нары в ночлежках, а потом просеивали их через густое сито. Одних переправляли в Западную Германию, пополняя там шпионские гнезда, других передавали в руки американцев, и те использовали их по особым назначениям, третьих долго и кропотливо учили искусству яростной пропаганды среди таких же отщепенцев, как они сами. Того, кто оказывался неспособным учеником, в конце концов выбрасывали на свалку…

— Слушай, Анна, — горячо и страстно говорил Джино, — итальянцы ненавидят всех этих подонков… Однажды ты уже сделала ошибку. Неужели ты хочешь еще раз сделать то же самое?.. Но это будет уже не ошибка, ты понимаешь?..

Анна долго молчала, обдумывая слова Джино. Потом спросила:

— Откуда тебе все это известно?.. Я говорю о Нигри и его банде?

Джино ответил:

— Ты ведь знаешь, что я коммунист. А коммунистам не безразлично, что делают такие ублюдки, как Нигри. — Он закурил, несколько раз глубоко затянулся, потом добавил: — Мы-то не сомневаемся, что нам еще не раз придется схватиться с ними по-настоящему… И запомни, Анна: когда придет время большой схватки, мы не пощадим и тех, кто вместе с ними. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Пугаешь? — сказала она.

— Нет. Говорю это для того, чтобы знала.

У него было сейчас жесткое лицо, глаза еще больше потемнели, и Анне показалось, что даже белки его глаз стали черными. Он сжал пальцы в кулак и несколько раз пристукнул им по столу, точно вбивая невидимый гвоздь. «Такие, как он, действительно никого не пощадят», — подумала Анна. И сказала, сама не зная зачем:

— Но и вы не дождетесь от них пощады…

Весь сегодняшний день Анна жила великой надеждой, что завтра, когда она снова встретится с Нигри в кантине Паланти, все у нее пойдет по-другому. Нигри сведет ее с соотечественниками, среди которых, возможно, окажутся такие же несчастные люди, как и она сама, ее пригреют там, отнесутся с сочувствием, потому что сами нуждаются… Пусть это будет иллюзией, но все же тот круг людей, в который ее введут, станет ей близким кругом, станет кусочком родины, без чего ей так трудно жить…

И вот — разговор с Джино. Джино словно вырвал из ее рук что-то такое, чего она подсознательно ждала долгие годы и за что так цепко вчера ухватилась… «Запомни, Анна: когда придет время большой схватки, мы не пощадим и тех, кто вместе с ними…»

К чести Анны, не угроза Джино ее испугала. Что они могут с ней сделать, Джино и его друзья? Убить? И все же она не пойдет к Нигри. В конце концов, не так уж и долго ей осталось тянуть свою лямку, и еще раз покрыть себя позором она не хочет. Даже потому, что где-то есть Алешка, ее сын, бледную память о котором она унесет с собой. Пойти к Нигри — значит убить в себе эту память, а как же и чем же тогда жить?..

Однако оставаться под одной крышей с Коринной она тоже не может. Это свыше ее сил. Ей надо бежать отсюда, пока она еще не сошла с ума. Бежать куда угодно, только бы не видеть ненавистного взгляда Коринны, не слышать ее голоса…

5

Вот тогда-то Анна и вспомнила о виа Пикадилли…

Вспомнила и сразу же решила действовать. Сперва она хотела тут же собрать свои вещи и отправиться туда в поисках прибежища. Но потом подумала, что вначале придется сходить на виа Пикадилли разузнать, удастся ли найти подходящее жилье. Ведь и там, наверное, не так все просто с этим делом, там ведь ее тоже никто не ждет…

Она пришла туда уже под вечер и первым делом попыталась отыскать пещеру синьоры Чезиры, матери Мауро. Ей почему-то казалось, что эта женщина отнесется к ней с участием, и если сама не сможет хотя бы на время предложить угол в своей норе, то, по крайней мере, посоветует, где такой угол найти..

За те двенадцать лет, что Анна не была на виа Пикадилли, здесь многое изменилось. Рядом с обрушившимися старыми пещерами появились новые, более благоустроенные. Вместо прежнего тряпья, занавешивающего входы, сейчас можно было увидеть настоящие двери, сколоченные из старых досок и листов железа. Вся виа Пикадилли казалась чище и опрятнее: Анна не заметила ни одной кучи мусора, не почувствовала зловония, от которого в первое свое посещение не знала куда деться.

И все же дантов ад, как назвал виа Пикадилли Паоло Бассо, оставался дантовым адом: та же нищета, та же бросающаяся в глаза обреченность его обитателей, тот же хаос запустения и уныния. В каком-то дальнем уголке сознания Анны вдруг воскресли слова старика: «Здесь давно уже нет жизни. Бегите отсюда. Тот, кто здесь обитает, — мертв…» Тогда она убежала, потому что ей было куда бежать. А теперь круг окончательно замкнулся. Узкая тропка привела ее в этот дантов ад, и Анна больше не хотела тешить себя никакими иллюзиями: именно здесь ее последнее прибежище, отсюда ей идти некуда…