Четвертая Беты

— Аресте! Говорят, Изий велел доставить его в Крепость живым или мертвым.

— Подавится он, ох подавится! Поэта ему не проглотить…

— Интересно, это правда?

— Насчет Мауро? Думаю, что да. Поэт не станет лгать.

— Его самого могли обмануть. Ввести в заблуждение. И потом, нужны ведь доказательства…

— Когда судили Мауро или Тонаку, мы не требовали доказательств. Развесили уши.

— Мы были моложе и доверчивее.

— А не глупее?

Дан хотел было обернуться и взглянуть на беседующих, но тут раздались аплодисменты… нет, не аплодисменты, разрозненные хлопки, да и те сразу смолкли. Дан невольно вспомнил День Большого Перелома.

— Гляди-ка, явился-таки! — удивленно воскликнул один из собеседников за спиной Дана, и Дан мысленно согласился с этим восклицанием, он не ожидал, что Изий рискнет показаться разбушевавшемуся… хотя нет, это слишком, неожиданно вышедшему из повиновения, скажем так, народу. Видимо, он надеется, подумал Дан с издевкой, явив горожанам свой божественный лик, тут же усмирить волнения?

Как бы то ни было, выбравшись из незаметной двери в глубине трибуны, Изий вышел к микрофону, и вслед за ним потянулись его сотрудники — язык Дана не повернулся выговорить слово «соратники». Он стоял настолько близко, что видел, как Изий облизывает губы, словно не решаясь заговорить, потом тот набрал в грудь воздуху, но вдруг, по тому же неслышному сигналу, над морем голов снова взметнулся частокол рук с растопыренными пальцами — отказ в доверии. Дан опять вспомнил День Большого Перелома. Неужели это тот же народ? Может, и нет, может, тогда на площади стояли и вопили приветствия аппаратчики Лиги, а сегодня… Сегодня здесь все желающие. Другие люди? Но ведь все не могут быть другими, конечно, многие присутствовали и тогда, и сейчас. Так что же, тогда они думали иначе? Или так же, но тогда они не смели, а сейчас смеют — почему? Может, им придает силу упоительное ощущение единства, единство растворило страх?

Изий был бледен. Видимо, народ повел себя непредсказанно, подумал Дан с усмешкой. За его спиной раздался злорадный шепот: «Привыкли к овациям, десять лет ничего другого не слышали и уверились, что и не услышат… Думают, они там — правящая династия и хранители веры, а народ — гретое стекло, из которого что захочешь, то и вылепишь… Шиш!» Неожиданно Изий наклонился к стоявшему рядом коренастому мужчине в темно-зеленой форме, Дан уже знал, что темно-зеленый цвет отличал Наружную Охрану от Внутренней, проще говоря, это была армейская форма, военный проговорил несколько слов в маленький блестящий цилиндрик, по-видимому, какой-то вариант радиотелефона, буквально через минуту из-за опоясывающих площадь зданий показались два ряда темно-зеленых комбинезонов, двинулись навстречу друг другу и сошлись позади толпы. Предали! — торопливо подумал Дан. В этот миг на трибуне появился Маран. Лицо его было непроницаемо, он только обменялся взглядом с крайним из выстроившихся в глубине трибуны охранников и застыл, однако Дану этого оказалось достаточно, чтобы всмотреться и узнать Мита, а затем и других своих учеников, стоявших вперемешку с прочими охранниками, ему незнакомыми. Последним в цепи стоял юный Санта… Юный, юный… Сколько же ему лет?.. И сколько лет самому Марану? Дан прикинул. Во время Перелома Марану с Поэтом было, надо понимать, лет по восемнадцать-девятнадцать, от силы двадцать, продолжительность года здесь примерно такая же… ну да, Марану с Поэтом приблизительно столько же, сколько и ему самому, тридцать один-тридцать два, пусть тридцать три… Дану стало неуютно. Что он… ну получил образование, стал астрофизиком и… Что он еще успел? Объездил родную планету, как все, уже в школе, побывал мимоходом еще на двух… турист, зевака! А дело, какое он сделал дело? Поработал полгода на базе? Медленно, томительно медленно взрослеем — слишком долго живем? В чем причина, в старении цивилизации? Или просто он сам инертен и пассивен по натуре?

Изий наконец заговорил, и Дан отвлекся от своих невеселых мыслей.

— Не думал я, что тринадцать лет борьбы и лишений, свершений и побед, — голос дрогнул, был то ораторский прием или подлинное чувство? — что тринадцать лет совместных радостей и тревог, — голос окреп, обрел уверенность, — могут быть столь быстро и легко забыты, что от тяжкого нашего пути от императорской тирании к торжеству свободы и равенства, пути, который мы прошли с вами плечом к плечу, можно отречься, и во имя чего? — Он сделал картинную паузу, но не рассчитал, вместо торжественной тишины — внезапный крик «Вагра!» Военный и стоявший рядом с тем Начальник Охраны торопливо зашарили взглядами по толпе, но другой крик в дальнем конце, затем еще, затем хором «Вагра, Вагра!» Однако растерявшийся было Изий овладел собой и дождался тишины.