Четвертая Беты

— Стой, трус! Раз в жизни выслушай правду о себе! Соотечественники! Вы слышали голос Нита. Это не подлог, а запись, которую я сделал собственноручно. Я видел Нита и говорил с ним, ручаюсь в том своей честью. Но это не все. Любой из вас может ознакомиться со вторым из документов, о которых я упомянул — протоколом смерти Рона Льва, подписанным и заверенным по закону Нитом и двумя другими врачами. Но и это не все. Третий документ — это письменное свидетельство Леты Лилия, жены Рона Льва, погибшей при неясных обстоятельствах. Лета свидетельствует не только то, что смерть Рона Льва была вызвана долгой болезнью. Любой из вас может прочесть, когда захочет, ее рассказ о том, как Изий Гранит перед процессом требовал от нее показаний против Мауро Тона и других обвиняемых. Подлинность этого документа вам засвидетельствует Ина, приемная дочь Рона Льва…

Все-таки осмелилась, подумал Дан.

Поэт сделал паузу, но ни один звук не нарушил гнетущую тишину. Дан посмотрел на Изия — не попытается ли он бежать, но тот был словно парализован. Не шевелились и остальные члены Правления на трибуне, перестали ломиться в башню охранники, никто не мешал Поэту продолжать.

— От своего имени и имени тех, кто ознакомился со свидетельствами, представленными в документах, я обвиняю тебя, Изий Гранит. Я обвиняю тебя в том, что ты опозорил и уничтожил членов Правления Лиги Мауро Тона, Анта Белого, Итуну и Нара Борца, преступным путем захватил власть и присвоил себе право единолично решать судьбу страны и людей. Ты свернул с пути, на который нас вывел Рон Лев, ты извратил понятия свободы и справедливости, закона и истины, ты завел в тупик Лигу и народ, превратил в посмешище идеи Большого Перелома, вместо светлого будущего вверг Бакнию в Темные века. Братья бакны! Мы призываем вас объединиться и потребовать законного суда над узурпатором. Мы — это Ина, приемная дочь Рона Льва, это Тонака, национальный герой Бакнии… — толпа снова заволновалась, зашумела, но голос Поэта легко перекрыл шум. — Вас удивило имя Тонаки? Да, Тонака, как и Мауро Тон, был оклеветан и осужден, но он уцелел и сегодня с нами… Мы это Ган и Ила Лес, соратники Рона Льва, участники Учредительного собрания, это Дина Расти, потомок великого Расти, это Дор, Старший Кузнечного Цеха, это Маран и я…

При последних словах Изий дернулся, остальные обернулись в сторону Марана. Тот и бровью не повел. Стоит себе, подумал Дан с завистью, и хоть бы что. А ведь остальные далеко, а он… вон он, берите!.. если народ их не поддержит, он погиб… Перекликаясь с его мыслями, за спиной послышался шепот давешних собеседников:

— А Маран-то, Маран, это же смертельный номер, стоит Изию кивнуть своим псам…

Голос Поэта:

— Правды и справедливости! Мы требуем правды и справедливости. Кто с нами?

Вокруг Дана единодушно взметнулись вверх сотни тысяч рук со сжатыми в кулак пальцами, но он этого даже не заметил, его взгляд был прикован к трибуне, где… Один из охранников выхватил пистолет, навел его на Марана и нажал на спуск, но стоявший в двух шагах Мит успел сделать неуловимое движение, пуля ушла вверх, охранник выронил пистолет и схватился за руку. На лице Марана ничего не отразилось. Он сделал шаг к центру трибуны и обыкновенным, лишенным всякого пафоса голосом произнес:

— Изий Гранит, именем народа ты арестован.

Изий взглянул на военного, который что-то суматошно бормотал в свой цилиндрик, Дан обернулся — оба командира оцепивших площадь отрядов одинаковым движением поднесли что-то неразличимое с такого расстояния к уху и… И ничего не произошло. Военный на трибуне почти кричал, люди на площади инстинктивным движением стали сдвигаться еще ближе друг к другу, но темно-зеленые комбинезоны остались на своих местах, и Дан понял: Тонака. А на трибуне парни Марана… мои парни, подумал Дан с гордостью… уже подступили к Изию, взяли его за плечи…

— Убить его! — истерический крик из толпы, затем еще. — Убить его на месте! Убить! — площадь заходила ходуном, поднялся невероятный галдеж.

Психологический надлом, подумал Дан, их уже не остановишь, они невменяемы…

Люди рвались к трибуне, толкая друг друга. Тут дверь в Башню Зеленого Знамени распахнулась, на площадь выбежал человек. Дан узнал Поэта, а потом до него донесся исступленный крик:

— Не трогайте его! Не трогайте! Мы должны его судить, не уподобляйтесь ему!

— Отведите его в Башню, — бросил Маран Миту и Наверу, легко спрыгнул с невысокой боковой части трибуны и пошел через толпу навстречу Поэту.

Остальное произошло так быстро, что Дан не успел увидеть почти ничего. Треск автоматной очереди, вопли, стоны, бледное лицо молоденького солдата с пустыми глазами фанатика, задыхающийся возглас, дамокловым мечом повисший над толпой: «Поэт! Они убили Поэта!» И дальше — неописуемое.

Ворота Крепости были распахнуты настежь, открыты все двери в знаменитые подвалы, двор бурлил, разношерстные люди сновали по лестницам, входили и выходили. Прямо посреди двора стоял Маран, окруженный своими людьми, и отдавал приказания.