Она опять улыбнулась, все также продолжая не глядть на него.
— Я знаю, я очень не хорошо говорю по русски; я совсмъ еще по писанному говорю… Но съ вами — голосъ ея чуточку дрогнулъ — я не могу говорить не по-русски…
— Вы удивительное существо, Елена Михайловна! съ юношескимъ восторгомъ заговорилъ Сергй;- вы, воспитанная на Запад, въ чужеземныхъ обычаяхъ и понятіяхъ, вы какимъ-то чуднымъ внутреннимъ чутьемъ проникаете въ самую глубь, въ самую суть предмета… Да, въ Россію надо врить! Тамъ все сказано, все отмряно, везд столбы и «перегородки» поставлены, и народы доживаютъ, задыхаясь, въ путахъ бездушной, тсной, матеріальной, переживающей себя цивилизаціи… Наше будущее «безбрежно» — какъ это вы прекрасно сказали! — какъ и наша природа. Намъ, славянскому міру, суждено сказать то послднее слово вчной правды и любви, на какое уже не способенъ духъ гордыни и себялюбія западнаго человчества…
— А пока, засмялся вдругъ Духонинъ, прислушивавшійся со своего мста къ ихъ разговору, — а пока, любезный другъ, соберемся мы сказать это слово, мы какъ оказывается, и самовара-то нашего выдумать не умли, и «народы» наши (онъ повелъ при этомъ рукою на жалкую деревушку мимо которой прозжали они) живутъ чуть-ли не безпомощне и плачевне чмъ это «западное человчество» въ пору каменнаго вка.
Гундуровъ досадливо обернулся къ нему:
— Не среди мраморныхъ палатъ царственнаго Рима, молвилъ онъ съ сіяющими глазами, — не мудрецами вровавшими въ его вчность найдена была та божественная истина что должна была спасти и обновить погибающій міръ: возглашена была она устами нищихъ рыбаковъ далекой страны, которую точно также за бдность ея и невжество презирали кичившіеся богатствомъ своимъ и культурою избранные счастливцы того вка!
Духонинъ нсколько опшилъ передъ этимъ неожиданнымъ, горячимъ доводомъ.
— «Блаженъ кто вруетъ, тепло ему на свт,» молвилъ онъ съ натянутою усмшкою.
Лина въ свою очередь обернулась къ нему.
— Въ этомъ, кажется, все и есть, промолвила она застнчиво.
— Въ чемъ это, княжна?
— Въ томъ… чтобъ врить.
Онъ засмялся и развелъ руками.
— Дйствительно, намъ только это и остается, потому что иначе я-бы могъ, въ pendant къ не очень смиренному, сказать кстати, пророчествованію друга моего Гундурова о нашемъ великомъ будущемъ, привести то, что говорятъ про насъ на этомъ «погибающемъ и изживающемъ,» по его мннію, Запад; «fruit pourri avant d'^etre m^ur».
— Да, я это слышала, тихо сказала Лина, между тмъ какъ Сергй опускалъ глаза чтобъ не выдать того чувства восторга и счастія которыми исполняло его ея видимое единомысліе съ нимъ;- но т которые это про насъ говорятъ теперь, вдь у нихъ было тоже свое прошлое, и не всегда хорошо было въ этомъ прошломъ, были войны, и раззореніе, и невжество, и рабство какъ у насъ. Но, сколько я знаю, ни одинъ изъ этихъ народовъ не отчаявался въ своемъ будущемъ, а шелъ впередъ, надясь и вря что со временемъ станетъ все лучше и лучше…
— Конечно, быстро возразилъ Духонинъ, — потому что каждый изъ нихъ чувствовалъ въ себ серіозные жизненные задатки для такого лучшаго будущаго.
Она какъ бы съ невольнымъ упрекомъ покачала головой.
— А у насъ ихъ нтъ и мы въ самомъ дл, «fruit pourri» прежде чмъ еще созрли? Но тогда намъ остается только отказаться отъ самихъ себя и отдаться въ руки первому кто захочетъ взять насъ и передлать на свой ладъ…
— Отлично, Елена Михайловна, отлично! вскликнулъ Гундуровъ. — Ну-ка, Духонинъ, кому будетъ вамъ угодно поднести насъ: Нмцамъ, Шведамъ, католической Польш, или всмъ ужь имъ разомъ, на длежъ?
— Выводъ вашъ, однако, княжна, я прошу вывода! сказалъ на это засмявшись московскій западникъ.
Лина заалла, замтивъ что вс на линейк примолкли, прислушиваясь къ ея словамъ.
— Все тоже что я уже сказала, промолвила она, опуская глаза, — Россія, мн кажется, можетъ ждать великаго будущаго только отъ тхъ кто будетъ твердо врить въ нее, а не отчаяваться въ ней.
— Кладу предъ вами оружіе, княжна, сказалъ Духонинъ полусерьезно, полушутя, — противъ этого аргумента возраженія сейчасъ не придумаешь.
Сергй ничего не сказалъ, но онъ едва удержался чтобы не соскочить съ линейки, и тутъ же на ходу припасть къ ея ногамъ…
Долго еще потомъ звенло волшебнымъ звукомъ въ его ух каждое изъ сказанныхъ ею словъ въ этомъ разговор, и повторялъ онъ ихъ съ сладостнымъ замираніемъ сердца.