Честь чародея

— В городских джунглях. В современном мире легче всего затеряться в толпе. У него квартира в цоколе многоэтажного дома — одна дверь среди тысячи. Это в деревне люди все знают друг о друге, а в городе — кому какое дело?

— Ты хочешь сказать, что он _в_Лондоне?_ - спросила Ферн.

— В Сохо.

В Сохо возможно все что угодно. Там полно подпольных баров, которые открываются только в три часа ночи; клубов, меняющих вывески и интерьер каждый месяц. И ходят туда люди, которые меняют документы, имена, лица. Многие здания соединяются между собой, имеют потайные ходы и запасные выходы через чердак. Стрип–бары соседствуют с шикарными ресторанами, а магазинчики — с притонами.

В самом фешенебельном ночном клубе сейчас танцевал Люк Валгрим. Большинство англичан танцуют из рук вон плохо: они слишком медлительны, в них нет духа настоящих мачо, и к тому же они считают, что мужчинам танцевать не пристало. Но Люк был исключением. Танцевал он в нарочито сдержанной манере, медленные плавные движения точно попадали в ритм, однако выглядел он как–то отрешенно. Его партнерша прильнула к нему, но, не видя с его стороны никакого отклика, снова отстранилась. Люк ничего не заметил. Он чувствовал себя здесь чужим, и не только потому, что в субботу вечером был до неприличия трезв. Кстати, выпил он много, но без видимого эффекта — лишь достиг того состояния кажущейся трезвости, когда многие наивно полагают, что могут вести машину. Одна стена зала была зеркальной, и Люк наблюдал за отражением кружащейся толпы. В какой–то момент ему показалось, что он видит танцоров со звериными головами — не масками, а именно головами, с красными языками и глазами без зрачков… Он поискал себя среди них и увидел серую лисью морду с торчащими клыками и заостренными ушами. Он отвернулся и протиснулся к бару, пытаясь поговорить с друзьями. Чтобы перекричать грохот музыки, он наклонялся к самому уху, но в ответ слышал только икание, мычание или глупое повизгивание. Люк заказал коктейль, но бармен вдруг показался ему ослом, и тогда он пожалел, что весь вечер пил виски.

Почему–то он вспомнил о Ферн Кэйпел и представил, как она идет к нему через танцзал. Вообразить ее со звериной головой было совершенно невозможно. Даже после столь короткого знакомства он был уверен, что она при любых обстоятельствах оставалась собой. Вот только какой она была на самом деле, он еще не знал. Люк отчетливо представил, как она спокойно и уверенно движется между танцующими. Бледное ее лицо, приоткрытые губы. Она что–то говорит, но расслышать, что именно, он не может. Потом ее образ растворился в кутерьме ночного клуба, в толпе животных, издающих утробные звуки и нелепо подпрыгивающих в неуклюжей ламбаде. Он закричал–во всяком случае, так ему показалось: _«Помоги_мне!»_ И в голове у него прозвучал шепот, перекрывший безумную какофонию: «Пойдем со мной»…

Оказавшись на улице, он пошел куда глаза глядят. Прошел мимо статуи Эроса, по улице Пиккадилли, свернул у Гайд–парка к мосту Найтсбридж. Транспорта сейчас уже почти не было, а нищие разбрелись по ночлежкам. Рядом с ним притормаживали такси, но он отмахивался, чтобы они проезжали мимо. Потом он увидел, как кто–то сидит на крыльце, кутаясь в одеяло, и постанывает. Но когда он опасливо наклонился к женщине, она уставилась на него остекленевшими глазами и сказала, что с ней все в порядке. Она может умереть к утру, думал он, но я ничего не могу сделать. А может, и не умрет, и станет снова искать дозу того, на чем она там сидит, но я и тут ничего не могу сделать. _В_больничной_палате_лежит_моя_сестра,_а_я_ничего_не_сделал._ Недавно он отыскал ее детскую игрушку — плюшевого медведя — и положил ее рядом, наказав сиделкам не убирать ее. Отец не навещал Дану уже недели три. Гнев, разочарование, чувство вины и отчаяние — все смешалось в душе Люка, а сейчас еще алкоголь заполнил его разум фантомами.

Он подходил к дому своего отца в Найтсбридже. Сквозь шторы величественного особняка с колоннами пробивались желтые полоски света. Люк смутно понимал, что сейчас уже поздно, даже слишком поздно для Каспара, ведь тот никогда не засиживался допоздна. Но тут входная дверь отворилась, и Люк отошел в тень, спрятавшись за одной из колонн. На крыльцо вышла женщина, закутанная в длинный бархатный плащ, а за ней его отец. Во всяком случае, он предположил, что это отец. Хотя полной уверенности у него не было, ведь тот человек был с головой собаки — грустной собаки с покорными глазами. Лицо женщины скрывал низко надвинутый капюшон. Бесшумно подъехала машина, которая, должно быть, ждала их чуть дальше по дороге. Мужчина открыл дверцу, а женщина повернулась, чтобы попрощаться, и тогда Люк смог заглянуть под капюшон.