Честь чародея

— В каком–то смысле даже более опасна. Он живет в реальном мире с самого его основания; он знает его законы. Как сказал Рэггинбоун, Древний Дух стал частью этого мира, пусть худшей, но частью. Его цель — сеять разрушение и отчаяние — вплетена в судьбы этого мира, она оттеняет наше стремление к счастью, объединению всего человечества. А Моргас другая. Она слишком долго жила вне этого мира и мыслит категориями Темных Веков. Если она и слышала о ядерном оружии, то бьюсь об заклад, считает радиоактивный распад некоей дьявольской магией, которую можно остановить сильным заклинанием. Похоже, для нее современный мир — это что–то вроде магазина игрушек, забитого забавными безделушками. Бог знает, что ей придет в голову.

— Ты хочешь сказать, — подвел итог Уилл, — что Древний Дух знает, как играть в эту игру, но жульничает, а Моргас вообще считает ее другой игрой.

— И играет по колдовским правилам, — добавила Гэйнор.

— По колдовским правилам, — эхом отозвалась Ферн. — И как можно скорее мне нужно выяснить, в чем они заключаются.

На следующий день Ферн поговорила с Люком. Он был какой–то рассеянный и раза три сказал, что нашел плюшевого мишку.

— Хорошо, оставим это, — сдаваясь, сказала Ферн.

— Вы выяснили что–нибудь в Йорке?

— Не в Йорке, а в Йоркшире. Я ездила туда не выяснять, а посоветоваться кое с кем. Простите, но… вы себя хорошо чувствуете?

— Не очень, — признался Люк. — Двухдневное похмелье. И головная боль никак не пройдет.

— Что вы пили?

— Виски.

— Мне следовало предупредить вас, что сейчас надо быть поосторожнее с алкоголем. Он раскрывает ваш разум, и туда может проникнуть все что угодно.

— Знаю, — отозвался Люк. — Кажется, что–то уже проникло. Я все время видел людей с головами животных. Я смотрел в зеркало, но даже у меня была звериная голова. Только вы оставались нормальной.

— Но меня с вами не было, — возразила Ферн.

— Но я… представил вас.

— А какая голова была у вас?

— Что–то серое и лисье, — ответил он. — Не знаю, важно ли это, но мне кажется, я должен рассказать вам, что случилось потом. После вечеринки я направился к дому моего отца. Я слышал голос в голове и шел куда глаза глядят, не думая ни о чем. Не знаю, как я все же оказался на месте. Отец вышел из дома с женщиной. Я наблюдал издалека, и он не видел меня. У него были голова собаки, похожей на волкодава, и какие–то отупевшие глаза. На женщине был плащ с капюшоном. Она села в машину и уехала.

— А каким животным была она? — спросила Ферн.

— Она была не животным. Я видел ее всего несколько секунд, но она выглядела ужасно: обтянутый кожей череп, сверлящие огромные глаза, вместо носа две дырки и торчащие кривые зубы… Похоже на бред, правда? Может, это была галлюцинация.

— Возможно, — согласилась Ферн. — А вы не могли бы спросить у отца, кто это был?

— Я звонил ему сегодня утром. Сказал, что проезжал мимо на такси и видел его с кем–то. Это миссис Мордаунт. Мелисса Мордаунт. Судя по всему, она арендует у него Рокби. У него был странный голос, когда он говорил о ней. Он плел что–то о благодарности…

— Он сдает ей дом из благодарности? — удивилась Ферн. — Но за что?

— Он никогда не испытывает благодарности, — сухо сказал Люк.

— Думаю, вам стоит побольше рассказать мне о своем отце.

Вечером зашел Рэггинбоун.

— Мой приятель в Сохо согласился, — сказал он. — Мы сможем воспользоваться его подвалом.

— Когда? — спросила Ферн.

— В пятницу, — ответил Рэггинбоун. — В ночь полнолуния.

Завтра полнолуние. Я начерчу круг и призову духов, даже самых древних и самых сильных, и расспрошу их. Я призову самого Эзмордиса, если понадобится, но я найду ее. Рано или поздно я отыщу ее.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ДОБЛЕСТЬ

ГЛАВА ПЯТАЯ

В городе невозможно увидеть ночное небо. Выхлопные газы сгущают воздух, а отраженный свет миллионов уличных фонарей затмевает звезды. Звезды бесчисленны, их больше, чем песчинок на морском берегу, и все же небольшое количество искусственных огней заставляет забыть об их существовании. Луна тоже кажется бледнее и смущенно прячется за сутулыми плечами домов, в гуще грязного смога. Город — место далекое от реальности. Здесь природа и магия отступают, и Человек гордо правит в джунглях собственного творения, потерянный и одинокий. Только полная луна может вторгнуться в городской ландшафт, поскольку она достаточно большая и яркая. А летом, когда она крупнее и бетонные башни уже не могут спрятать ее, она выглядывает из–за каждого угла, и ее свет сильнее электрических фонарей. Вот тогда жители города смотрят на ее серебристый лик и вспоминают, кто они на самом деле.