То, что Люба пропустила мимо ушей, для Ставра послужило толчком к решительным действиям. Было очевидно, что Аверин так просто не сдастся. Даже угроза бизнесу не была для него достаточным доводом сделать это. Он закусил удила и пер напролом, не считаясь ни с чьими интересами. Что ж, значит, нужно играть на опережение. Ставр примерно понимал, на что тот станет давить, поэтому первым делом мужчина добился развода Любы. Решение суда было у него на руках уже на следующий день. Тогда же поступил сигнал о том, что Аверин обратился в суд о с заявлением о признании дочери недееспособной. К этому Ставр также был готов. Допускал такую возможность, как и его юристы, которые моментально включились в процесс. Ребята хорошо подготовились — уже с минуты на минуту им должны были выдать заключение экспертизы института психиатрии, которое бы подтвердило то, что Люба абсолютно здорова. Ставру пришлось подключить все свои связи, чтобы государственная машина сработала настолько оперативно, но он не жалел, что пришлось просить и обрастать долгами, которые, рано или поздно, придётся возвращать. Плевать! Плевать, что будет потом…
Те дни в больнице были очень странными. Аверин вернулся, и они сидели со Ставром у палаты Любы ночь напролет, ни словом не обмолвившись о том, что происходило за стенами больницы. Каждый думал о своем. Или делал вид, что думал. На самом же деле, между ними начались самые настоящие боевые действия. Только полем битвы была Любовь, а оружием — сосредоточенная в руках власть, и связи. А потом появилась Любина мать. Ставр как раз вертел в руках новенькое свидетельство о браке, выданное ему пару минут назад, когда она появилась в больничном коридоре. Точная Любина копия. Мужчина застыл. На секунду ему показалось, что это она и есть, но потом чары развеялись.
— Господи, Валера, что здесь произошло?! — с тревогой поинтересовалась она у мужа.
— Отойдем, — коротко бросил тот.
Ставр проводил пару взглядом, прикидывая в уме, на чьей стороне в разворачивающемся конфликте будет Любина мать. Догадаться было нетрудно. Вряд ли она сможет выступить против супруга, даже если интересы дочери будут идти вразрез с пожеланиями ее отца. Сколько он видел таких женщин? Тех, которые терпеливо сносили любые выходки супруга, в стремлении сохранить семью и удержаться у кормушки? Тех, кто терпел любые унижения во имя жизни на Олимпе? Что-то ему подсказывало, что Мария Аверина из таких… Он не слышал, о чем говорили Любины родители. Он даже не смотрел в их сторону, задумавшись.
— Ставр… Я не ошиблась? — Вдруг раздалось за спиной.
— Нет. Все верно.
— Любочка рассказывала мне о вас. Совсем немного, но все же… — Женщина запнулась, отерла нервным жестом руки о подол юбки, выдавая свою неуверенность. — Знаете, я бы очень хотела вас попросить не препятствовать переводу Любочки в столичную клинику. Не знаю, в курсе ли вы, но у нее большие проблемы со здоровьем, и случившееся несчастье может запросто все усугубить. Понимаете?
Ставр отвел взгляд от взволнованной женщины и посмотрел на ее мужа. Тот, не в пример жене, был абсолютно невозмутим. Но это только с виду…
— Понимаю, — кивнул головой Ставр, возвращаясь к женщине взглядом. — Только Люба сама не хочет в столицу.
— Глупости! Она серьезно больна, мы не можем потакать ее капризам.
— Любе намного лучше, Мария. Вы можете в этом лично убедиться.
— Хорошо… — растерянно кивнула женщина.
— Она прямо за этой дверью, — скупо улыбнулся Ставр.
Дождавшись, пока мать Любы скроется в палате дочери, мужчина пошел посмотреть, как там Дашка. А то в прошлый раз неловко вышло — Любовь спросила о состоянии девочки, а он… Черт, если говорить откровенно, он даже забыл о ней. Отдав еще при поступлении в стационар все необходимые распоряжения, в том числе и в отношении Дашки, в дальнейшем о ней он даже не вспоминал. И Люба это поняла. По крайней мере, Ставр заметил какую-то тень в ее глазах. И эта тень ему очень не понравилась.
Дашка не спала. Лежала на постели и пялилась в потолок. Чистая, кстати сказать. Видимо, ей помогли с душем — сразу же после пожара она была порядком закопчена.
— Привет. Ну, рассказывай, как ты?
— Нормалёк. А Люба? Почему мне ничего не говорят про нее? Это что — государственная тайна?!
— Никаких тайн. С Любой все хорошо. Она в соседней с тобой палате. Возможно, скоро вас обеих выпишут.
Дашка понятливо кивнула головой. Скривилась, потому что места ожогов, которые она все же получила, противно ныли, и зачем-то сказала:
— Люба меня спасла. Если бы не она, я бы сгорела в том доме… — Осознать, насколько хрупка и непредсказуема человеческая жизнь, было по-настоящему страшно. Особенно в возрасте Даши. Девочка всегда думала, что впереди у нее целая вечность, а на деле оказалось, что та может оборваться в любой момент. Мечты так и останутся мечтами, а планы никогда не осуществятся. И от тебя ничего не останется — даже памяти. Ну, серьезно, кто станет вспоминать Дашу Иванову?
— Она не могла поступить иначе, — пожал плечами мужчина.
— Да… Ты прав. Слушай, Ставр… А меня, наверное, ищут? Ну… В детдом кто-нибудь сообщал?