Черные ножи - 3

Самоубийца был маленький, худенький, почти невесомый. Подросток? Несчастная любовь и кардинальное решение? В юном возрасте каждая неудача кажется роковой, каждая проблема – безысходной, мир делится на белое и черное, без малейших оттенков. Может, так оно и правильней? Взрослея, мы теряем ту четкую убежденность в собственной правоте, которой обладали прежде, начинаем идти на компромиссы, подстраиваться под окружающую действительность. А вдруг нужно жить иначе? Любить – раз и навсегда; и друзья рядом – настоящие и преданные, а враги - благородные; и жить надо недостижимой мечтой, и она рано или поздно осуществится…

Наконец, я вытащил тело на берег, перевернул и взглянул на лицо спасенного мной человека. Я ошибся, это был не подросток. Наоборот, передо мной лежал, глядя в высокое серое небо тусклым, обреченным взглядом, высушенный возрастом старик с синими от холода губами.

- Зачем вы спасли меня, юноша? – и голос у него был безжизненный, глуховатый. – Что я вам плохого сделал?

Вот так и твори добро! Никакой благодарности. Хорошо хоть, не плюнул в меня, и на том спасибо.

- Вы уверены, уважаемый, что ваше решение – единственно верное? – всерьез начал сердиться я. Вот же, опять влип в историю. Сходил, что называется, за кефиром…

- Моя жизнь не несет более никакого смысла, - горестно ответил старик, - зачем тратить на продление моего жалкого существования столь драгоценные продукты, которые лучше отдать тем, кто действительно в них нуждается?..

Мне было холодно, и я начал приплясывать на месте, пытаясь согреться. Старик же лежал, как я его оставил, лицом вверх, и даже не шевелился. Нет, дорогой мой, так дело не пойдет! Раз уж я тебя невольно спас, теперь несу ответственность. Мы в ответе за тех, кого не утопили!

- А ну-ка! – я бесцеремонно подхватил его подмышки и поднял на ноги. После чего быстрыми движениями ладоней начал разогревать ему руки и шею. Через минуту иссиня-бледный, как у мертвеца, цвет его кожи начал слегка розоветь.

Но этого было недостаточно: мы промокли насквозь, и риск замерзнуть на пронизывающем ветру, заболеть и все равно в итоге умереть был велик. Нужно было срочно согреться!

- Где вы живете? – нахмурил я брови, надеясь, что страдальческий дедок не будет играть в молчанку.

Кажется, растираниями я немного вернул его к активности, потому как он без запинки ответил:

- Здесь неподалеку, пять минут ходу… - потом глянул на меня и всплеснул руками: - Боже мой, молодой человек, да вы весь дрожите! Вот ведь я, старый дурак! Еще не хватало, чтобы вы подхватили воспаление легких! Идемте же!..

Идти, и правда, оказалось совсем недалеко, тем более когда дорогу выбирал не я, а человек, знающий все проходы в местных дворах. Старик шел споро, водное происшествие внешне на нем никак не сказалось. По дороге мы встретили всего двух немолодых женщин, но те выглядели настолько утомленными, что даже не взглянули в нашу сторону. Тем лучше, меньше свидетелей, которые потом смогут рассказать милиции о том, что видели меня.

Мы почти миновали три подряд разрушенных бомбами дома, как вдруг внезапно старик остановился у крайней парадной, в которой два нижних этажа были на вид вполне целыми. Сквозь приоткрытую дверь виднелась широкая лестница с резными перилами, ведущая наверх, в пустоту.

- Нам сюда, юноша. Не обессудьте за скромность жилища…

- А все это не обвалится нам на головы? – с некоторой опаской, глядя на масштабные разрушения, спросил я.

- Не должно, - пожал плечами странный дед, - уже два года так стоит…

Мы прошли по кирпичной крошке, обходя старательно уложенный кучками строительный мусор. Кто-то протоптал тут тропинку, по которой вполне можно было пробраться. И я уже догадывался, кто именно это был.

- Милости прошу, - старик открыл ключом дверь и гостеприимно махнул рукой, потом внезапно всплакнул: - Прошу простить… я так долго не говорил некому подобных слов… казалось бы, такая мелочь, пригласить человека в гости, но это значит столь многое. Как минимум то, что у тебя есть, куда пригласить, а с этим, видите, у меня особая история.

Я видел.

Некогда просторная комната была заставлена различными вещами, в основном, личными: альбомы с фотокарточками, книги, тетради. Я заметил много детских игрушек. Всего этого было слишком много для одного человека, даже для одной семьи. Словно кто-то старательно собирал предметы, притаскивая их из разных мест.

- Вы не подумайте, я не вор, - уловил мое недоумение старик, - я просто очень не хотел, чтобы все это пропало… вот вернутся хозяева, а их дома больше нет. Так увидят, что хотя бы что-то уцелело, пусть мелочь, но для иного подобные мелочи многое значат…

Он был прав. Наша жизнь состоит из мелочей, из привычного уклада, распорядка. Когда это рушится, человек теряет свой мир, а восстановить его иногда просто невозможно. А поставит кто-то старую фотографию своей семьи, и новый угол сразу станет почти родным. Старик делал очень большое дело, он хранил воспоминания.

- Никогда бы такого не подумал, - искренне ответил я, продолжая разглядывать помещение.