Черные ножи - 3

Так что же делать? Не шарахаться же от каждого встречного патруля, тем более, когда у милиции появится ориентировка с моими приметами. А в том, что безымянный капитан так этого дела не оставит, я совершенно не сомневался. Оскорбленная гордость и перенесенное унижение заставят его действовать решительно и стремительно. Еще бы, такой прокол, потерять главного свидетеля и подозреваемого, да еще столь позорно! Но главное – ему самому головы не сносить. Упустил, понимаешь, такого орла, пригнавшего целую немецкую субмарину, набитую пленниками на любой вкус. А он, вместо того, чтобы вежливо расспросить явно готового к сотрудничеству подозрительного типа, начал с агрессии, за что тут же и поплатился. Но вышестоящим будет плевать на все его доводы, главное капитан уже совершил – упустил меня. Поэтому он будет спешить. А кто торопится, делает ошибки…

Я шел по улице, стараясь не двигаться быстрее остальных, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей персоне. И все же некоторые прохожие смотрели на меня слишком внимательно. Думаю, потому что одет я был не по сезону. Мне бы куртку раздобыть или пальтишко, да шапку. А то выгляжу, как бродяга с большой дороги: небритый, в гимнастерке не по росту, да в чересчур широких галифе… разве что сапоги подошли.

Свернув в очередной раз случайным образом, я вышел на улицу Декабристов. Справа потянулись давно не крашеные фасады домов с заколоченными окнами первых этажей. И тут, и там я видел последствия обстрелов и упавших бомб. Отсутствующие пролеты, мертвые глаза пустых окон, пробитые крыши, искореженные куски арматуры и груды строительного мусора. Жуткое зрелище, совсем к другому городу я привык.

Я видел подобное совсем недавно в Лондоне, картина была схожая. Смерть и разрушения.

На некоторых уцелевших стенах висели разнообразные плакаты: некоторые свежие, другие - совсем старые, рваные, с выцветшими буквами. Они колыхались на ветру, но все же, приглядевшись, можно было разобрать рисунки и надписи.

«Враг у ворот Ленинграда. Не жалея сил и жизни отстаивай родной город от проклятых гитлеровских разбойников».

Надо же, назвать убийц и фашистов простыми разбойниками. Все же в советских людях было слишком много доброты и веры в людей. Может быть, поэтому и победили…

«Беспощадно будем бороться с трусами и дезертирами», - это понятно, на проходной Танкограда висел похожий плакат, прямо рядом с плакатом о «расхитителях социалистической собственности».

Хм, а это что? Рисунок изображал непонятного вида мохнатое чудовище: то ли волк, то ли пес, то ли медведь. В руках он держал пистолет – нет, даже пистолетик – маленький и нелепый. На предплечье – повязка со свастикой. На башке – фуражка. А против него сплотились десятки штыков, готовых вмиг покончить с этим порождением больного воображения художника. Подпись лаконично гласила: «Смерть фашизму».

Кстати, я заметил одну деталь – ни на одном плакате не было восклицательных знаков. То есть авторы ни к чему не призывали, они как бы констатировали факты. Правильный подход.

Бесцельно бродящих людей на улицах я почти не видел, все передвигались крайне целенаправленно. Лица у прохожих показались мне чересчур усталыми, изможденными, опустошенными – не удивительно, блокада шла уже третий год. Мужчины почти не встречалось, разве что военные или калеки. В основном же женщины, старики и дети.

Я дошел до поворота. Группа из двадцати-тридцати девушек возводила оборонительные сооружения – нечто вроде баррикады, только из земли, камней, бетонных блоков и деревянных балок. Одни подвозили материал на ручных тачках, другие тут же разгружали, иногда прямо руками, иногда лопатами, потом камни передавали по очереди на самый верх и там аккуратно, по-женски укладывали. Одеты все были примерно одинаково: сильно изношенные стеганые куртки или многократно латаные пальто, длинные до щиколоток юбки из плотной ткани, на руках варежки, на ногах грубые чулки и стоптанные башмаки, на головах непременные платки.

Несмотря на худые, осунувшиеся от постоянного недоедания лица, темные круги под глазами и общий болезненный вид, девушки задорно шутили между собой. Проходя мимо, я прекрасно расслышал их разговор:

- Нинок, ну куда ты этот камень схватила? Он же больше тебя? Положи на место, надорвешься, пупок развяжется, а тебе еще детей рожать!

- Да кто же на меня такую посмотрит? – весело ответила Нина – молодая девица с правильными чертами и черной косой, видневшейся из-под платка. – Я же страшная, как Гитлер. Ни прически, ни помады…

- А ты в парикмахерскую сходи, - улыбнулась ее соседка, передавая очередной валун, - в «Астории», говорят, принимают. Станешь осенней блондинкой!

- Скорее уж зимней. Говорят, сегодня-завтра холода ударят.

- Заходишь с керосинкой – выходишь зимней блондинкой! – захохотала слегка полноватая девица лет двадцати пяти на вид, выгребая лопатой комья земли из тачки.