Череп грифона

Да, жрец думал только об одном.

— Шерсть и лен прекрасно подходят для повседневной одежды, — заявил Менедем. — Но ведь твоей жене захочется надеть что-то особенное, не правда ли, когда она выйдет на улицы в праздничный день? В конце концов, женщины не так уж часто выходят из дома, поэтому хотят извлечь как можно больше удовольствия из каждого выхода. А благодаря родосским благовониям и этим изумрудам твоей супруге будут завидовать все женщины Эгины.

— Давай посмотрим на твои так называемые изумруды, — проговорил Никодром. — Я не удивлюсь, если ты попытаешься всучить мне пару стекляшек.

— Клянусь египетской собакой, ничего подобного! — возмущенно ответил Менедем, извлекая изумруды из кошелька на поясе. — Их привезли из владений Птолемея, как я уже сказал. На Милете они шли нарасхват: продав там дюжину камней, я заработал больше таланта. Мои отец и дядя занимались торговлей еще до того, как я родился, их суда ходят по всему Внутреннему морю. Если я буду жульничать, то погублю репутацию нашего торгового дома, а мы не можем себе такого позволить. Вот, о несравненнейший… посмотри сам.

Эти два изумруда Менедем намеревался отвезти в Афины — в их числе был и самый большой и прекрасный камень из всех купленных у капитана крутобокого судна. Даже Никодром не смог бы заявить, что это стекляшки, увидев их глубокий сочный цвет и восковой блеск.

Жрец со вздохом вернул камни Менедему.

— Ты наверняка запросишь слишком много, — предрек он, тем самым признав, что камни подлинные.

— Я запрошу столько, сколько они стоят. — И, возвысив голос, чтобы его слышно было в женских комнатах, Менедем спросил: — Разве твоя жена не заслуживает всего самого лучшего?

Никодром замахал руками и затряс головой, словно пытаясь отогнать пчелу.

— Дай мне посмотреть на шелк, который ты так расхваливал, — сказал он.

— Нет ничего лучше шелка, чтобы сделать красивую женщину еще красивее.

И снова Менедем понадеялся, что его слова предназначаются не только для мужа Асины, но и для нее самой.

— Вот здесь — превосходная штука. Взгляни.

Он развернул шелк и поднес к свету.

— Только взгляни, какой он прозрачный: можно видеть прямо сквозь ткань.

— Это же неприлично! — воскликнул Никодром.

— Только если женщина, облаченная в такую одежду, не стоит того, чтобы на нее смотрели, — подмигнув, как мужчина мужчине, ответил Менедем. — Ты просто не поверишь, почтеннейший, сколько шелка продал мой двоюродный брат самой модной гетере Милета.

— Я не хочу, чтобы моя жена была похожа на гетеру, — заявил Никодром, но его голос с каждым словом терял силу.

Разве мужчина не вправе хотеть, чтобы его жена выглядела как можно желанней?

— Тебе стоит еще разок понюхать благовония. — Менедем снова вытащил пробку из маленького кувшинчика. — Вот. Слаще меда, верно?

Судя по тому, как сморщился жрец, ему очень хотелось возразить, но он не мог.

— Сколько… сколько ты за все хочешь? — спросил Никодром почти со страхом.

— За изумруды — девять мин за каждый, — ответил Менедем. — Две мины за шелк и двадцать драхм за благовония.

Все цены были неслыханно высоки, и Менедем понимал, что ему очень повезет, если окажется, что Никодром этого не знает. Жрец определенно переплатил за львиную шкуру, но теперь взревел, как заклейменный теленок.

— Неслыханно! — брызгая слюной, воскликнул он. — Абсурд! Наглый грабеж, иначе это не назовешь!

Менедем пожал плечами.

— Если ты не заинтересован в покупке, я уверен, кто-нибудь другой захочет принарядить по моде и украсить драгоценностями свою жену. Такие товары вообще-то появляются на Эгине не каждый день, даже не каждый год.

Это было вполне справедливо. В минувшие времена, которыми так интересовался Соклей, Эгина была крупным полисом, но теперь она давно уже превратилась в захолустье, которое полностью затмевали Афины. «Афродита» никогда бы тут не остановилась, если бы не пираты.

Но самый важный вопрос заключался в том, сколько же именно серебра имеется у Никодрома? Менедем покачал головой. Нет, самый важный вопрос заключался в том, сколько он потратит. Если этот скряга не раскошеливается на покупку раба, то раскошелится ли он на то, чтобы порадовать жену? А если жрец не собирается ничего покупать, то зачем, спрашивается, он вообще пригласил Менедема? Упрямство супруга могло сильно расстроить Асину, а Менедем уже понял, что она не из тех, кто стесняется высказать все мужу.

Облизнув губы, Никодром проговорил:

— Я дам тебе пять мин за один из изумрудов, одну мину за шелк и десять драхм за благовония.

— Всего один изумруд? — спросил Менедем, в трех словах дав понять, что жрец — самый скаредный человек на свете.

— Я не могу позволить себе купить оба, — ответил Никодром.

Что-то в голосе жреца подсказало Менедему, что он лжет. «И жена его это поймет», — жизнерадостно подумал родосец.

Тем временем Никодром справился со своим раздражением.

— И я собираюсь выбрать, который камень возьму, ты слышишь?

— Конечно. — Менедем говорил так, будто ублажал безумца. Потом его голос стал тверже: — Но ты не выберешь ни одного, пока твоя цена не приблизится к моей.